– Куда, сэр? – спрашиваю я. – В «Мир гаджетов», Дживс, – отвечаю я сама себе писклявым детским голоском.
Адам молчит, непонимающе уставившись на меня. Когда я включаю радио, малыш начинает улыбаться, он разделяет мою любовь к музыке восьмидесятых. Я начинаю самозабвенно напевать Didn’t we almost have it all
[16]. На прошлой неделе я ужасно расстроилась, узнав, что Уитни Хьюстон, оказывается, уже умерла. Адам грызет собственный кулачок.
После целого месяца образцового поведения я наконец завоевала доверие Роуз Голд и убедила ее оставлять ребенка со мной, пока она на работе. Мэри Стоун больше не сможет нашептывать моему внуку грязную ложь обо мне. Уверена, та закатила истерику, когда Роуз Голд сообщила ей новость. Но ведь Мэри Адаму не родная бабушка, верно? Вот пусть и не пытается отнять то, что мое по праву.
– Испортишь аппетит, – предупреждаю я малыша, но тот продолжает обсасывать пальцы.
Еще я уговорила Роуз Голд позволить мне самой возить ее на работу, чтобы фургон оставался у меня. Сначала она упиралась, но какой смысл целый день держать машину на парковке? Я ведь смогу ездить в магазин и возить Адама к врачу. Я предложила Роуз Голд возвращаться домой трусцой, раз уж она вдруг так полюбила спорт. Не могу же я возить эту маленькую лгунью и на работу, и с работы. У меня есть дела поважнее. К тому же на пробежку уйдет всего сорок пять минут.
После Дня благодарения Роуз Голд стала внимательнее к Адаму. Видимо, мои слова попали в цель. И когда дочь стала проводить больше времени с малышом, я смогла вернуть себе контроль над некоторыми сторонами ее жизни. Если честно, думаю, Роуз Голд наконец вздохнула с облегчением, потому что теперь часть решений за нее принимала я. Взрослая жизнь может быть такой утомительной. Намного проще, когда о тебе кто-то заботится. А я только рада помочь.
И вот доказательство того, что Роуз Голд нужна помощь: сегодня моя дочь забыла дома свой обед. Ей повезло, что у нее есть мать, готовая отвезти все к ней на работу. Роуз Голд даже не просила, я просто увидела коричневый бумажный пакет на кухне, укутала Адама и села в фургон. Хотя не знаю, какой в этом смысл: в пакете горстка морковных палочек и яблоко. Роуз Голд все так же ничего не ест.
Я переставляю ногу с педали тормоза на педаль газа. Кожа на голенях натягивается, и я морщусь. Ссадины уже покрылись болячками. Чем больше я думаю об этом, тем более нелепой мне кажется мысль о том, что Роуз Голд как-то замешана в случившемся. Невозможно настроить допотопную беговую дорожку так, чтобы она срабатывала только в определенный момент. По крайней мере, мне так кажется.
Я ищу Роуз Голд за кассами, но ее не видно. Она говорила, что работает здесь кассиром, но что, если… Я никогда не заходила сюда в ее смену. Вдруг дочь соврала мне насчет работы? Я останавливаюсь у второй кассы, за которой сидит долговязый парнишка. Он играет на воображаемых барабанах, закрыв глаза, и потому не замечает меня.
– Арни? – говорю я, посмотрев на бейджик.
Его глаза открываются. Соло на барабанах окончено. Надеюсь, ему аплодировали стоя.
– Роуз Голд сегодня работает? – спрашиваю я.
– Д-да, – мямлит Арни, покраснев. – Она в комнате для персонала. С тех пор как Роуз Голд вышла из декрета, наш менеджер разрешает ей делать перерывы почаще.
Я вздыхаю с облегчением. В нашей семье и так слишком много лжи.
– Она забыла свой обед, – говорю я, показывая коричневый пакетик. – Я ей его привезла.
По лицу Арни пробегает до боли знакомая тень любопытства.
– А вы ее мама? – спрашивает он.
Я осторожно киваю. Раньше я думала, что любое внимание – это хорошо, но быть козлом отпущения для всего города мне уже надоело. Было бы здорово иногда выйти по делам, не встречая повсюду косые взгляды.
– Это ее ребенок? – спрашивает Арни.
Я киваю.
– Его зовут Адам.
Малыш издает булькающий звук, как бы подтверждая мои слова. Арни улыбается Адаму, но я явно интересую этого парня больше.
– И давно вас выпустили из тюрьмы? – выдает Арни.
Похоже, о хороших манерах нынешняя молодежь даже не слышала.
– Пять недель назад.
– И что, там правда так ужасно кормят? – с надеждой спрашивает Арни.
– Кошмарно, – соврала я, стремясь вызвать у него сочувствие.
– Что из еды было самое мерзкое?
Кажется, этот разговор доставляет ему слишком много удовольствия. Я наклоняюсь поближе и шепотом сообщаю:
– Крысиные мозги.
Арни в ужасе отшатывается от меня. Он явно не поверил мне и теперь, покачав головой, вопросительно глядит на меня, словно требует доказательств. Я приподнимаю брови и киваю. Его лицо кривится в гримасе отвращения.
Я бы могла издеваться над этим беднягой весь день, но уж очень хочется вернуться домой, в удобное кресло. Сколько там Роуз Голд будет прохлаждаться на перерыве?
Арни смотрит на Адама, прижатого к моей груди, а потом переводит взгляд на пакет у меня в руках.
– Роуз Голд нам кое-что рассказывала, – говорит паренек, явно желая шокировать меня в ответ.
– Да неужели? И что же это? – безразлично спрашиваю я.
Моя дочь не стала бы доверять секреты этому ничтожному типу.
– Ну, что вы любите ее контролировать. – Он ждет моей реакции.
Я зеваю. Ни для кого не секрет, что Пэтти Уоттс стремится держать все под контролем. Арни продолжает:
– И что она не может есть то, что вы готовите.
Вот теперь он завладел моим вниманием. Неужели Роуз Голд говорила с ним о своих проблемах с питанием? Здесь нужно быть осторожной. Если я проявлю слишком большой интерес, Арни, чего доброго, откажется отвечать.
– Почему это? – говорю я, разглядывая свои ногти.
Арни так долго молчит, что мне приходится поднять взгляд и посмотреть ему в лицо. На нем отражается внутренняя борьба. В конце концов Арни начинает что-то мямлить, но я не могу разобрать слова.
– Говори громче, слюнтяй, – не выдерживаю я.
Он повторяет чуть громче:
– Она сказала, что вы пытаетесь отравить ее.
Значит, я была права. Она действительно пытается убедить всех в том, что я ужасна. Но почему? Это попытка добиться сочувствия соседей? Или моя дочь преследует более серьезные цели? Может, она правда думает, что я хочу ей навредить?
Я смотрю на этого ушлепка, не зная, как лучше ответить. Может, он врет. Может, весь город специально провоцирует меня, в очередной раз пытаясь добиться от меня признания в преступлении, которого я не совершала. Почем мне знать, может, Арни сейчас записывает этот разговор. Когда не знаешь наверняка, что у тебя под ногами, лучше двигаться осторожно. Я улыбаюсь.
