– Вы не знаете, кто я такой.
Я покачала головой и повернулась к машинке, печатавшей чек, радуясь тому, что мне есть чем занять руки. Я вручила мужчине листок.
– Пакет нужен?
– Нет, спасибо, – сказал Билли Гиллеспи и покраснел, как помидор, когда мимо нас прошли другие покупатели. – Послушайте, я могу поговорить с вами на улице?
К этому моменту мое любопытство уже сменилось тревогой.
– Извините, – ответила я. – В рабочее время не могу. – Я скрестила руки на груди. В этом мужчине не было ничего угрожающего, но почему он так странно себя вел?
Билли Гиллеспи как будто хотел сказать что-то еще, но потом его плечи поникли, словно он признал поражение.
– Ладно. Я понимаю.
Мужчина побрел к двери. Я смотрела ему вслед. Он один раз оглянулся и скрылся за дверью. Я пробивала товары другого покупателя, пытаясь вспомнить хоть какого-нибудь Билли Гиллеспи. Нет, я была уверена, что никогда о нем не слышала.
После того как второй покупатель удалился, автоматические стеклянные двери снова открылись. Билли Гиллеспи вошел в магазин и направился прямо ко мне.
– Мне нужно всего пять минут вашего времени, – взмолился он.
Я не успела его остановить.
– Мне позвать менеджера? – произнесла я с напускной храбростью.
Билли Гиллеспи вскинул руки, отчаявшись, и выпалил:
– Я хотел, чтобы все прошло по-другому, но – ладно, дело в том, что я почти на сто процентов уверен: я твой отец.
У меня упала челюсть. Ко мне не раз приставали долбанутые типы, но ни один из них не заходил настолько далеко. Я повысила голос:
– По-вашему, это смешно?
Билли Гиллеспи страшно смутился.
– Твою маму ведь зовут Пэтти Уоттс?
Это знал любой, кто жил в радиусе пятидесяти километров от Дэдвика и читал газеты.
– Мой отец умер до моего рождения, – процедила я сквозь зубы.
– Тебе ведь двадцать, верно? Ты родилась где-то в феврале девяносто четвертого?
Я встревоженно уставилась на Билли и попыталась вспомнить, встречалось ли в какой-нибудь статье упоминание о дне моего рождения. Я знала их все почти наизусть. И в них про это не говорилось. Впрочем, возможно, эту информацию можно было найти где-нибудь в интернете.
– Вам лучше уйти, или мне придется позвать охрану. – Мой голос звучал жалко и пискляво.
– Откуда ты знаешь, что твой отец умер? – спросил Билли.
– Пожалуйста, уходите, – попросила я, не глядя на него.
Билли Гиллеспи сунул руку в задний карман брюк и достал фотографию, сложенную вдвое. Он развернул ее и разгладил, а потом поднес поближе ко мне, указывая пальцем на людей на ней.
– Видишь? – спросил он, протягивая мне фото.
Я готова была позвать Роберта, нашего крупного охранника, который и так уже посматривал в мою сторону, пытаясь понять, требуется ли его вмешательство. Но потом я увидела мамино лицо. На фотографии она была моложе на двадцать лет и улыбалась, глядя на юного Билли Гиллеспи.
– Все в порядке, Роуз Голд? – спросил Роберт у меня за спиной.
– Откуда вы это взяли? – прошептала я.
– Я говорю правду, – печально произнес Билли. – Теперь ты готова со мной поговорить?
Я окинула взглядом магазин. Заметит ли кто-нибудь, если я выйду? Я проверила часы.
– Все в порядке, Роберт, – сказала я охраннику. – Пять минут, – напомнила я Билли Гиллеспи и вышла с ним на улицу.
Мы остановились на тротуаре. Я обхватила себя руками.
– Что вам нужно? – спросила я.
Билли, похоже, удивился.
– Мне ничего не нужно. Я просто подумал, что так будет правильно. – Он искоса посмотрел на меня. – Возможно, я ошибся.
– До того как моя мама села в тюрьму, у нее было много друзей, – заметила я. – Это фото доказывает лишь то, что вы знали ее в молодости. – Я поняла, что все еще держу фотографию в руках, и попыталась вернуть ее Билли Гиллеспи.
– Смотри внимательнее, – велел он.
Я еще раз вгляделась в фото. Эти двое лежали в постели, под головами у них были подушки. Оба были раздеты. К счастью, кадр обрезали выше линии груди. Мамины короткие волосы были взлохмачены. Сфотографировал их сам Билли, держа камеру в вытянутой руке.
– Но ведь моего отца звали Грант Смит, – возразила я.
– От чего он умер? – снова спросил Билли.
– От передозировки. – Меня охватила тошнота. Хотелось, как в детстве, прижаться лбом к прохладной плитке в ванной, хотя обычно в такой ситуации с моих губ свисала ниточка зеленой рвоты. В животе все сжалось.
Билли вздохнул:
– Мама тебя обманула.
Что более вероятно? Что этот странный мужчина притворяется моим отцом или что родная мать солгала мне – как она уже не раз делала? Черт. «Если уж делаешь, делай как следует», – прозвучал в голове ее голос.
Билли продолжил:
– Я не горжусь тем, что бросил тебя, но я думал, что тебе ничего не грозит. Я понятия не имел, что Пэтти способна на такое. А потом, пару месяцев назад, я пришел к стоматологу и увидел старый выпуск «Сплетника» с твоим интервью, – смущенно признался он. – Оказывается, ты думала, что я умер. Я пытался найти тебя по телефонному справочнику или достать твою электронную почту, но все время заходил в тупик.
– Что вам нужно? – повторила я, чувствуя, как кружится голова.
Я сейчас расплачусь? Или закричу? Меня будто вывернули наизнанку. Я ущипнула себя в том месте, где указательный палец соединялся с большим.
– Я не знаю. – Билли помялся. – Меня просто мучает чувство вины.
Я уставилась на него. Так и знала, что сегодня будет плохой день. Утром я нашла калькулятор прямо на дороге.
– Я хотел узнать, все ли с тобой в порядке, – добавил он, окидывая меня взглядом с головы до ног, как будто на моей форменной рубашке можно было найти следы всего, что я пережила. Его взгляд задержался на зубах, и я поняла, что стою, разинув рот.
– Все ли со мной в порядке? – повторила я.
Мысли кружились, как карусель, на которую меня никогда не пускали, – мама боялась, что на ней меня стошнит. То же самое мне говорили про горки, качели и вообще про все детские развлечения, которые казались хоть сколько-нибудь интересными. Я сморгнула слезы. Руки дрожали.
– Ты бросил меня на двадцать лет, а теперь притащился обратно, чтобы выяснить, все ли у меня в порядке?!
Билли поморщился, но я уже разошлась не на шутку. Почему это все время происходит? Сначала я узнала о предательстве матери, потом – Алекс, и вот теперь объявился этот человек – судя по всему, мой отец. Да еще и Фил достал своими уклончивыми ответами. Неужели я никогда не усвою урок? Неужели я так и буду позволять всем втаптывать меня в грязь?
