Бросив последний взгляд на отца, который храпел, приоткрыв рот, она вдруг почувствовала, что дрожит от холода, несмотря на жару в комнате. Снаружи по-прежнему буйствовал ветер, метеосводка давала на ближайшие дни неблагоприятный прогноз. Возможно, придется изменить маршрут для «Жабадао». В открытом море может начаться буря, неразумно подвергать риску команду. Разумеется, главное – люди, а еще – ее лучший траулер.
Маэ потушила свет, когда Эрван начал просыпаться. Он слышал, как она поднялась по лестнице и открыла дверь своей спальни. Знакомые и утешительные звуки. Когда она была девочкой, его всегда успокаивало то, что она снова благополучно вернулась домой и ей больше не угрожают опасности на улице или дурные знакомства. А сейчас он сам нуждался в ее постоянном присутствии – одиночества он не переносил. На мгновение Эрван подумал, не лучше ли перелечь в свою кровать, но ему было так тепло и удобно, что он не решился встать. Если бы он это сделал, то боль во всех членах, пришедшая со старостью, немедленно дала бы о себе знать. Один из ставней с расшатанными петлями угрожающе скрипел. Сколько раз он просил Маэ вызвать плотника! Она отговаривалась занятостью, однако находила время развлекаться с друзьями.
Сумрак внезапно сменился непроглядной тьмой. Значит, было одиннадцать часов вечера, когда под предлогом экономии отключали уличное освещение. И от этого по улицам становилось опасно ходить! Уж так ли необходима грошовая экономия на людях, которым приходится поздно возвращаться домой? Скоро придется носить с собой фонарик, чтобы хотя бы вставить ключ в замочную скважину.
Эрван натянул одеяло до подбородка. Он с трудом переносил перемены, болезненно воспринимая все, что ломало его привычный уклад. В современной жизни все слишком быстро менялось, он чувствовал себя на ее обочине, не в силах выдерживать этот ритм. Новшества, которые Маэ вводила в их компании, всегда казались ему сомнительными, каждый раз он был убежден, что она совершает ошибку. Однако чаще всего она оказывалась права.
Кто же была эта женщина, которую она принимала несколько дней назад? Мальчик почему-то вызвал в нем волнение, лишил покоя, он без конца о нем думал. Мог ли это быть сын Ивона? По возрасту он подходил, но само предположение выглядело слишком невероятным. Иначе Маэ сказала бы ему. Обязательно.
Уцепившись за эту мысль, он постарался заснуть. Но без включенного телевизора это было гораздо сложнее.
* * *
К концу недели погода осталась такой же – на много градусов ниже температурной нормы ноября. И холод, и ледяной ветер не желали покидать побережье. Большинство рыбаков ругали погоду: море постоянно штормило, и это сказывалось на уловах и величине продаж моллюсков и рыбы.
Жан-Мари не хотел менять намеченный план; каждый вечер он выходил в открытое море, уверенный как в «Жабадао», так и в Кристофе, и в других матросах. Когда сезон войдет в разгар, он будет уходить в короткие рейсы дня на четыре. Траулер был оборудован ледогенераторами и рефрижераторным трюмом, поэтому он и отваживался выходить в открытое море, но срок годности у каждого вида рыбы был разный и в любом случае ограниченный. На борту «Жабадао» рыба находилась в холодильнике, но не замораживалась, то есть хранилась при нуле градусов, и когда выставлялась на продажу, сохраняла вид свежевыловленной. Заработок моряков зависел от стоимости улова, и найти хорошее место, где опустить трал, было вопросом интуиции. Когда команда была слаженной, матросы обходились почти без разговоров, им достаточно было взглядов, чтобы скоординировать свои действия. Жан-Мари наблюдал за всеми операциями, следя за тем, чтобы нежная плоть рыбы не помялась от небрежного обращения. С тех пор, как он сказал Маэ о своих чувствах – и использовал при этом совершенно нелепое выражение, – он глубоко переживал ее ответ. Столько лет не решаться на признание в любви и в конце концов услышать, что ей не нужно ничего, кроме дружбы! Он никогда не видел в ней друга, только женщину, которую страстно желал. Жан-Мари был в затруднительном положении, потому что ему не удавалось смотреть на нее как на босса, даже если он скрупулезно выполнял ее распоряжения. Выросшая среди моряков, Маэ хорошо ориентировалась в этом мире, а получив диплом капитана и свидетельство предпринимателя, могла успешно управлять рыболовным бизнесом. Инициативы у нее было предостаточно, иногда она могла пойти на риск и быстро адаптировалась к обстоятельствам. В отличие от Эрвана, который никогда не подумал бы пересмотреть свои методы, она умела применяться к переменам и даже предвидеть их. Но для Жана-Мари она была одновременно той, которую он хотел видеть своей женой, и девчонкой-подростком, превратившейся на его глазах в женщину. Он пришел работать к Эрвану в девятнадцать лет, когда Маэ было шестнадцать. Позже, когда она влюбилась в Ивона, он был так убит горем, что уже готов был сменить работу. Но все-таки остался, вопреки логике лелея крошечную надежду, которая затеплилась было после гибели Ивона и которую она только что погасила, говоря об уважении и дружбе.
Жан-Мари снизил обороты двигателя и включил прожекторы. Погода действительно была отвратительная, ветер с моря вздыбливал волны, траулер швыряло из стороны в сторону. В такую ночь хорошая рыбалка маловероятна, но стоило все же попробовать.
* * *
– Есть кто-нибудь? – повторила Маэ громче.
Она три раза сбивалась с пути и, несмотря на указания Алана, которые он давал ей по телефону, с огромным трудом нашла его особняк. Что за странная идея – поселиться в таком глухом месте! Однако, увидев его в свете фар, она признала его необыкновенно красивым. Лаконичная архитектура этого замка-крепости с его двумя строгими рядами окон, обрамленных полированным гранитом, производила одновременно впечатление суровости и элегантности. На фоне темного неба Маэ едва различила двускатную шиферную крышу с пронзающими ее высокими дымоходами. Она поднялась на крыльцо и, дрожа от холода, нажала на кнопку звонка. Но напрасно прождав несколько минут, решительно толкнула дверь, и та оказалась не заперта.
Пройдя холл, Маэ попала в просторный зал, который, казалось, по ширине соответствовал площади дома. Здесь царило приятное тепло; в одном его конце трещал огонь в камине, в другом – что-то томилось в кастрюле на плите. Алан никак не мог уйти из дому, не рискуя вызвать пожар. Может, он вышел за дровами?
– Я слышал, как вы подъехали, и помчался галопом! – воскликнул он, входя вслед за ней. – Моя кобыла повредила сухожилие, надо было ее полечить…
– Ваша кобыла?
– Да, Пат. На самом деле ее зовут Патурес.
– Пастушка?
– Я вижу, вам знаком бретонский язык.
– На таком уровне его все знают. А вы?
– Немного знал, но забыл. А мой дед говорил свободно.
На Алане были джинсы в белых пятнах, и когда он с сожалением развел руками, она увидела, что они испачканы глиной.
– При воспалении надо наклеить пластырь на все сухожилие, а сверху наложить повязку. Это довольно грязная работа! Я могу вас оставить одну еще на несколько минут? В холодильнике есть шампанское, налейте себе, я к вам скоро присоединюсь.
