– Ты должна решиться и уехать от него, Маэ. Я знаю, что он не желает оставаться один и все время шантажирует тебя богадельней, но разве так не будет лучше для всех?
– Только не для него.
– Ты можешь оставить себе офис, с тем чтобы иметь возможность заглянуть к нему раз в день, а вечером уезжать. Я тебе уже предлагала вместе снять квартиру! Жили бы, как подружки, здорово же…
Они часто об этом говорили, и Маэ всегда уклонялась от принятия решений. Она не готова была оставить отца одного, заранее зная, что ее замучает чувство вины. Когда умерла мама, он вполне мог отправить ее в пансион. При его профессии он почти не бывал на суше, и его бы никто не осудил. Но он не стал избавляться от дочери и оставил ее дома. И сейчас она проявляла такое же великодушие.
– Сумрачный красавец меня проигнорировал, – тихо сказала Армель. – У него есть женщина?
– Нет…
– Ну, значит, я старею и теряю хватку!
Они замолчали, потому что Жан-Мари подошел к ним с бутылкой в руке.
– Вам налить? – спросил он.
Он уже был спокоен, как всегда, и Маэ решила воспользоваться моментом.
– Спасибо, но уже поздно, мне пора ехать.
– Я тоже уезжаю, – решила Армель и, бросив напоследок на Жана-Мари настойчивый взгляд, быстро обняла его и сунула ему в карман записку.
– Если у тебя будут какие-то дела в банке, зайди ко мне, я сделаю тебе статус приоритетного клиента! Я написала номер своего мобильного телефона, так легче со мной связаться.
Снаружи по-прежнему свирепствовал ледяной ветер. Прижавшись друг к другу, они шли к порту, где Армель оставила машину.
– Жан-Мари мне действительно нравится, но надо признавать очевидное – он смотрит только на тебя.
– И зря, – отозвалась Маэ, – он меня не интересует.
– Ты сказала ему это?
– Только что, на кухне.
– И что он?
– Ничего. Мы вместе работаем, и ни о чем другом речи быть не может. И поскольку он не идиот, он смирится с этим.
– Значит, у меня все еще есть шанс!
Маэ ускорила шаг, чтобы идти в ритм с Армель, которая была выше ростом и шла быстрее.
– Я ходила в бар со своим стоматологом, – призналась она вдруг.
– Правда? С Кергеленом? Он вроде не похож на волокиту…
– Он за мной пока по-настоящему не волочился…
– Не скромничай! Твои успехи у мужчин меня просто подавляют. А когда я смотрю на нашего новобрачного, Николя, который глаз не сводит со своей жены, это угнетает меня еще больше. Не боишься, что мы с тобой в Эрки останемся последними незамужними женщинами?
– Почему именно мы?
– Ты – потому что тебе никто не нравится; я – потому что мне нравятся слишком многие. Ладно, садись, я тебя подвезу.
Они сели в машину, и Армель сразу включила обогрев салона.
– Почему ты считаешь, что мне никто не нравится?
– У тебя не было ни одного романа с тех пор, как погиб Ивон. Насколько я увлекаюсь первым встречным, настолько ты сохраняешь хладнокровие. Это самозащита? Думаешь, все мужчины предатели?
– Неосознанно – может быть. И мало мне этого, так есть еще кое-что: представь себе, эта женщина, Розенн, приходила ко мне несколько дней назад.
– Что она от тебя хотела?
– Денег.
– Что?
– Она без гроша, и ей не на что воспитывать сына – сына Ивона. Его зовут Артур, и он ужасно похож на отца.
– Да наплевать на нее! – взорвалась Армель. – Тебе – особенно! У нее хватило наглости сунуть тебе под нос своего мальчишку и просить денег? Надеюсь, ты выставила ее за дверь?
– Я дала ей чек.
– Наверное, я сплю. Ты на какой планете живешь? Если бы ты не была моей лучшей подругой, я бы сказала, что ты отпетая дура. Чек на большую сумму?
– Не очень.
– Не хитри со мной, я все равно увижу, что списано с твоего счета.
– Полторы тысячи евро. С этими деньгами она далеко не уйдет.
– Пусть идет к черту!
– Тебе ее совсем не жалко?
– Кого – лгунью, которая закрывала глаза на двойную жизнь своего парня и молча смирилась с тем, что он женится на другой? К таким женщинам я не чувствую никакого сострадания.
– Думаю, она надеялась до последнего момента, что Ивон откажется от женитьбы и вернется к ней. Она родила от него ребенка и наверняка была уверена, что это все перевесит.
– Честно говоря, Маэ, мне плевать, на что она там надеялась. А вот ты – простофиля. Я думала, опыт тебя закалил… Одному богу известно, как ты тогда перенесла сначала смерть Ивона, а потом кошмарные откровения этой бабенки. Ты была в тяжелом состоянии, и я помогала тебе из него выбраться, но с тех пор прошло столько лет, и я думала, что ты начала новую жизнь. А оказывается, стоит появиться этой Розенн, как ты с готовностью открываешь кошелек!
– Мне стало жалко мальчика, Армель, ведь он ни в чем не виноват.
Она говорила убежденно, но в глубине души сама не понимала, почему уступила Розенн. Остановившись перед воротами дома, Армель указала на свет в окнах первого этажа.
– Твой отец никогда не закрывает ставни?
– И не задергивает шторы. Он хочет дожидаться меня, сидя у окна, но всегда засыпает.
Когда Маэ выходила из машины, Армель придержала ее за рукав.
– Ты снова увидишься со стоматологом?
– Может быть.
– Ты права, в нем есть шарм. Спокойной ночи, моя красавица!
Маэ захлопнула дверцу и поспешила в дом. Для ноября холод стоял невероятный, и от нескончаемого северного ветра море постоянно штормило. А в доме было жарко, наверное, Эрван включил радиатор на максимальную мощность. Старея, он мерз все больше, словно расплачивался за все те годы, которые проводил в любую погоду на борту траулера. Она обнаружила, что он удобно лежит на диване, подложив под голову принесенную из спальни подушку. Выключив телевизор и убедившись, что он по-прежнему спит, Маэ принесла одеяло и накрыла его. А потом, застыв посреди гостиной, несколько секунд размышляла. Несмотря на неловкое признание Жана-Мари, их отношения не должны измениться, она приложит к этому все усилия. Чтобы по-прежнему сохранять роль босса, ей нельзя допускать между ними никакой двусмысленности. Маэ жалела, что не догадалась об этом раньше и, может быть, вела себя с ним чересчур фамильярно. В юности она видела, что ее отец общается с моряками на равных, разделяя с ними и работу, и перекусы на борту, и их грубоватые шутки, и выпивки на берегу, но она не могла себе такого позволить. Она была молодой женщиной, которая не выходила с ними в рейсы и должна была сохранять дистанцию. Что касается Жана-Мари… Почему же он ей не нравился? Слишком черноволосый, слишком накачанный, слишком робкий? Каждый раз, заходя к нему домой, она поражалась его любви к порядку и железной дисциплине. Жан-Мари казался ей сдержанным, педантичным, лишенным фантазии. Рядом с ним не о чем было мечтать, вот и все. С детства погруженная в мир рыболовства, Маэ мечтала открывать другие миры.
