– Никогда больше не хочу с тобой расставаться, – сказала я, не успев даже перевести дыхание.
– Я тоже, – покачал головой Ной. – Но если бы нам пришлось расстаться, я бы нашел тебя. Всегда.
Тогда я поняла, почему он ушел. Чтобы сдержать свое слово. Чтобы мы стали парой, на пути которой больше нет преград.
Настоящая, истинная любовь не была ни пустотой, за которую нельзя уцепиться, ни ложью, которая кажется правдой. Она не была идеальной, чистой и легкой. Она была восходом нового дня.
И бесконечными возможностями.
Эпилог
Ной
1 ноября
Мой день рождения. Шарлотта ведет меня по извилистой, покрытой листвой дорожке, той самой, по которой я поднимался один четыре года назад. Моя рука лежит поверх ее руки, но она идет медленно. Для нее тут темно, еще не рассвело. Я чувствую, как напрягаются под моими пальцами ее мышцы. Она нервничает в столь странных окрестностях, но не останавливается. Она очень храбрая, моя Шарлотта.
Мы поднимаемся на самую вершину, и я ощущаю вокруг открытое пространство. Мне жарко, тело покрылось потом, хотя солнце еще даже не встало. Но оно взойдет, и Шарлотта будет готова к тому времени.
Я сажусь на каменистую землю, подняв колени. Шарлотта опускается рядом со мной. Слышится щелчок ее скрипичного футляра, и грудь теснит от предвкушения и любви.
Боже, как же я ее люблю! Люблю Шарлотту всей душой. Люблю так сильно, что мысль о том, чтобы выждать еще хоть день, перед тем как попросить ее руки и сердца, кажется мне совершенно нелепой. В моем чемодане в отеле спрятана маленькая коробочка. Я знаю, мы молоды, но как однажды сказал мне один мудрый человек, в данности есть покой. И я могу просить Шарлотту стать моей женой, поскольку злость, ненависть и острое чувство несправедливости давно покоятся с миром. Они никогда более не воскреснут и не причинят ей боль. Я осуществил задуманное и стал тем человеком, который будет ее партнером во всем. Всю свою горечь оставил позади.
Сейчас моя жизнь кардинально отличается от той, какую я вел раньше. Когда я впервые услышал, что ослеп навсегда, мой разум заполнило все то, что я никогда не увижу и не сделаю снова. Теперь я вижу красоту в другом: в смехе Шарлотты, в ее голосе и музыке. Ощущаю в ароматах молотого кофе, сгоревшей спички, барбекю в доме родителей Шарлотты или моих. Чувствую, когда прикасаюсь к ней, обнимаю ее и занимаюсь с ней любовью; когда танцую с ней, а ее макушка касается моего подбородка. Я вижу ее в шрифте Брайля, который скрупулезно изучаю, набирая текст своей книги – я надиктовал ее, проходя тернистый путь по Европе.
Я пишу мемуары. Есть ли более претенциозное слово? Сомневаюсь. Но тем не менее именно их я и пишу. Воспоминания о несчастном случае и о том, что случилось позже. О пройденном в одиночку тяжелом путешествии по Европе, о поездках по всему миру с Шарлоттой, где она играла в позолоченных концертных залах и собирала аншлаги. О нашей совместной жизни, которая намного полнее и богаче той, что я вел до несчастного случая.
Юрий хочет опубликовать мою книгу, и, возможно, я отдам ее ему, но сейчас мои мысли были заняты другим. У нее еще нет названия, зато есть посвящение. Шарлотте. Конечно, Шарлотте. Без нее я бы сидел в своей затхлой комнате, слушая, как другие читают мне книги, каждый день понемногу умирая внутри. Было приятно думать, что, возможно, я и сам бы нашел избавление от боли и горечи, но зачем? Это ни к чему. Мне больше не хочется проклинать все и вся, гневно тряся кулаком в пустоту небес.
Я обрел свою надежду, свои оттенки серого. Я больше не прыгаю из самолетов, но все еще парю, ощущаю бегущий по венам адреналин, когда меня переполняет любовь к Шарлотте. Я чувствую его сейчас, когда она касается моей руки.
– Уже скоро. Ты готов?
Кивнув, я закрываю глаза в ожидании. Шарлотта с тихим вздохом начинает играть.
Ее скрипка поет низко и напряженно, сдержанно. За чернильно-черной завесой моей вселенной рождается легкое свечение, тлеющее красными угольками на линии горизонта. Звучание скрипки становится нежнее и выше, и я вижу разливающийся свет. Вижу.
Мелодия скрипки рисует мне, как свет неспешно проливается на зеленый лес, начинающий пылать медью. Я вижу извивающуюся внизу белую реку, сверкающую там, где ее коснулись солнечные лучи. Вижу медленно проявляющиеся на свету руины. Шарлотта долго держит низкую ровную ноту, а потом скрипка взрывается, смычок летает по струнам, и я вижу, как солнце вырывается на свободу в огненно-красном и сияюще-желтом венце. Грудь теснит, и сердце щемит так, что я едва могу вздохнуть.
Шарлотта играет восход, каждой нотой, словно кисточкой, разукрашивая живую картину. Ноты вспыхивают вокруг фейерверками, погружая меня в буйство красок и звуков. Мои бесполезные глаза жгут слезы. Я вижу этот рассвет, и ко мне приходит мучительное осознание: теперь только так я и смогу его видеть. Следы былой боли и горечи развеиваются на ветру. Навсегда.
Последняя нота парит в воздухе, взошедшее солнце рассеивает ночь, и наступает новый день. Я закрываю глаза ладонью, плечи трясутся. Шарлотта обвивает меня руками. Я нахожу пальцами ее лицо, ее нежные щеки и полные губы.
– Я видел его, Шарлотта, – шепчу я. – Видел рассвет.
Она кивает, я чувствую это, и, отпустив меня, прерывисто вздыхает. Меня словно магнитом притягивает этот сорвавшийся с ее губ звук, и я целую ее, потому что она одарила меня всем, чем только можно.
Я слеп, но больше не потерян во тьме. Будущее с Шарлоттой бескрайне и ярко, и над этим горизонтом – нашим горизонтом – я вижу вечность.
