После двух гудков трубку снял папа.
– Шарлотта? Уже так поздно. Все в порядке?
– Все хорошо, пап, – поморщилась я. – Прости, что заставила поволноваться. Как ты? Как мама?
Папа вздохнул.
– Мама нормально, даже хорошо. У нее болела голова, и она легла рано, но в остальном все налаживается. Она смогла вернуться на работу.
Я закрыла глаза.
– О, я так рада это слышать.
– А как ты, родная? Как дела на работе?
– По этому поводу я и звоню.
Я рассказала папе о прослушивании и о том, что на неделе уеду в Вену. Уверила его, что венский гастрольный оркестр – солидная организация и что вдали от родного дома я буду в безопасности. Мне было почти двадцать три, но в глазах родителей ты всегда ребенок, особенно когда живешь далеко.
Папа тихо присвистнул.
– Я так горжусь тобой. Расстроен, что ты будешь в нескольких часовых поясах от нас, но очень горжусь. Мама тоже будет тобой гордиться.
– Вы приедете послушать меня? Мы будем гастролировать по Европе. Выберите город, и я все устрою.
– Конечно, родная. Мы это ни за что не пропустим. Но как же твоя нынешняя работа? Разве по тебе не будут скучать?
Я откашлялась.
– Меня понимают.
– Хорошо. У тебя усталый голос, дочка, и день выдался волнительным. Отдохни и позвони нам перед отъездом. У мамы будет миллион вопросов к тебе.
– Позвоню, – на глаза навернулись слезы. Показалось, что папа очень далеко от меня. – Люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, Шарлотта, и счастлив за тебя. Крис тоже был бы счастлив.
Перед глазами все поплыло. Когда папа говорил о Крисе, его голос всегда звучал так, будто внутри он умирает. Сейчас это было не так.
Повесив трубку, я подумала: мы все учимся жить дальше. Это не означает забыть или отпустить. Это значит примириться с горем и делать все, что в наших силах.
* * *
Утром я позвонила Люсьену и отказалась от работы. Во время разговора с ним постоянно прислушивалась, не раздастся ли на заднем фоне голос Ноя. Я еле удержалась от просьбы позвать его к телефону.
И все же я не смогла закончить разговор, не спросив Люсьена о Ное.
– Люсьен?
– Да, ma chere?
– У него все хорошо? Ты можешь сказать мне хотя бы это?
– Он в порядке, моя дорогая, – сдавленно ответил он.
– Хорошо, – в моем голосе тоже слышались слезы. – Я просто хотела убедиться. Скажи ему… – я тяжело сглотнула. – Скажи ему, что я жду. И буду ждать.
– Он будет счастлив услышать это. Прошу тебя, не забывай: чаще всего очень сложно сделать то, что будет лучше для нас. Для тебя и для него.
Я нажала на кнопку завершения вызова в легком оцепенении. Быть вдали от Ноя никак не могло быть «лучше» для меня. Через четыре дня я уезжаю в Вену. Неужели я не увижу его перед отъездом? Даже не поговорю с ним? Это немыслимо, но, возможно, именно этого он и хочет. Держаться подальше от меня, пока не сможет отпустить свою прошлую жизнь и двигаться дальше.
В доме было слишком пусто. Я забралась в постель Ноя, закуталась в его одеяло, уткнулась в его подушку. Она все еще пахла им. Я прижала ее к себе, как прижала бы Ноя, вдохнула его аромат и мгновенно погрузилась в сон.
* * *
Следующие три дня прошли в сборах и прощаниях с друзьями.
В пятницу Мелани и Регина устроили для меня прощальную вечеринку. На нее пришли друзья из Джульярда, Энтони и Эрикисэм. Я начала скучать по ним еще до окончания вечера, в особенности по Мелани и Энтони.
– Я уезжаю не навсегда, – напомнила я всем, включая саму себя. – Вернусь в сентябре.
– Ты знаешь, как это бывает, – ответила Мелани. – Перед тобой будут открываться двери, и не все они будут вести в Нью-Йорк, – она горячо обняла меня. – Куда бы ни привела тебя эта дорога, наслаждайся жизнью по полной. Хорошо?
Я ушла с вечеринки и пешком прогулялась до метро, в последний раз вбирая в себя город, который был мне домом пять лет. Его мерцающую симфонию звуков и света, бетона и железа, гула электрической связи, объединяющей все человечество, – этого нельзя ощутить нигде на земле, только здесь.
* * *
Воскресный вечер. Последний вечер. Я позволила себе поплакать в подушки Ноя. Весь день прошел в приготовлениях к утреннему отъезду, а он так и не позвонил. Неужели он и правда отпустит меня из города, даже не попрощавшись? Или это я уезжаю, не позвонив ему, так и не сказав, что тоже его люблю?
Это неважно. Я не могла сесть в самолет, не услышав голоса Ноя и не узнав, что он думает или чувствует. Я схватила с тумбочки мобильный, нашла его номер и нажала на вызов.
Он не ответит, потому что все кончено. Я знала это.
– Привет, детка.
Я закрыла глаза – при звуке его голоса на меня нахлынула лавина эмоций. У него был ужасный голос: уставший и хриплый, словно он не спал несколько дней.
– Привет, – ответила я. – Прости, что звоню так поздно. И что вообще звоню. Я не знала, хочешь ли ты со мной говорить…
– Конечно, хочу. Я хотел поговорить с тобой каждый день, но боялся, что от этого нам станет лишь тяжелее.
– Мне и так тяжело.
– Знаю, – он резко вздохнул. – Люсьен рассказал мне о твоем прослушивании. Это невероятно, но я ничуть не удивлен. Я очень горжусь тобой.
– Я завтра уезжаю. Об этом Люсьен тебе сказал?
– Не плачь, детка, – с болью в голосе попросил Ной. – Пожалуйста, не плачь.
– Ты не дал мне выбора. Ной, мы правильно поступаем? Я в растерянных чувствах.
– Правильно. Пожалуйста, верь мне, – он прокашлялся, прогоняя из голоса слезы. – Завтра Люсьен отвезет тебя в аэропорт. Он заедет за тобой в одиннадцать.
– А где будешь ты?
– Я хотел бы быть рядом с тобой, поцеловать тебя и обнять на прощание. Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – прошептала я. – Я люблю тебя, Ной. Люблю.
– Счастливого полета, Шарлотта, – ответил он, и на другом конце трубки повисла тишина.
Глава 36
Шарлотта
Люсьен отвез меня в аэропорт Кеннеди, на четырехчасовой рейс в Вену, Австрия. Я была благодарна за помощь и радовалась встрече с ним, так как получила возможность попрощаться с человеком, ставшим для меня феей-крестной.
– Здорово, – проворчала я, вытирая глаза. – Еще не прошла паспортный контроль, а уже расклеилась.
