– Брось палку.
Черта с два. Трость была легкой, но длинной. Мое единственное оружие. Гнев охватил меня, побеждая страх. Этот урод угрожал Шарлотте и страшно ее пугал. Судя по голосу, он молод. Если я облажаюсь, он с легкостью догонит ее, и тогда все может стать намного хуже.
– Спокойно, парень, – сказал я. Трость упала на асфальт. – Я отдам тебе свой бумажник. В нем не меньше сотни долларов…
– И ее сумочку, – последовал ответ. – И футляр.
Последнее я проигнорировал, наклонившись к Шарлотте.
– Положи сумочку на землю.
Я почувствовал, как она подчинилась, и положил рядом с ее сумочкой свой бумажник. Нервы напряглись до предела, и я мысленно кричал своим глазам: «Заработайте, чтоб вас! Покажите мне этого ублюдка с ножом по другую сторону черной завесы!»
– Мы сейчас медленно пойдем задом, – произнес я.
– Ты еще и глухой? Мне нужен футляр. Там же скрипка? За инструменты можно много выручить.
– Ной, – жалобно простонала Шарлотта. – Давай сделаем, как он говорит.
– Умная сучка.
Послышался скрип подошвы по асфальту, и я дернулся назад. Парень засмеялся.
– Ничего не видишь? Я мог бы проткнуть тебе горло и оттрахать твою девку разными способами, и ты не смог бы мне помешать.
В ушах гремел пульс, Шарлотта вскрикнула. Я нашел ее ладонь, державшую скрипичный футляр, медленно разжал пальцы, которые оцепенели от страха, и взял скрипку в свои руки. Я не мог допустить, чтобы она сама отдала футляр грабителю. От одной мысли об этом меня мутило. Родители Шарлотты экономили, чтобы скопить деньги на этот инструмент; ее подарили ей еще до смерти брата… Но какой у меня выбор? Сейчас имела значение только Шарлотта.
– Вот, держи. – Я положил футляр на асфальт, ненавидя себя за это. – Ты получил все, что хотел. Мы пойдем своей дорогой…
– Не указывай мне, что делать, – гаркнул парень. – Все будет так, как я скажу. А теперь я хочу провести время с этой сладкой милашкой.
Снова послышались шаги, и я понял, что эта сволочь приближается, еще до того, как заговорила Шарлотта.
– Он идет, – испуганно вскрикнула она. – Ной!..
Инстинкты взяли вверх. Кроме них у меня ничего не осталось. Я пихнул Шарлотту за спину и крикнул бежать. Парень бросился на меня. Я подхватил с асфальта футляр и закрылся им, как щитом. Ожидал почувствовать удар лезвием по лицу или горлу, как грабитель мне обещал, но услышал скрежет ножа по жесткому пластику футляра. Тогда я всем телом навалился на него. Ему тоже пришлось схватиться за футляр, чтобы не упасть. Мы сцепились с ним, а Шарлотта звала на помощь.
Я чуял вонь гниющих зубов, кислый запах пота и спиртного. Наверное, рука с ножом была зажата между ним и футляром, но ненадолго. Я дернул футляр на себя и тут же обратно, на парня. Тот закряхтел. Нож вспорол кожаный рукав моей куртки. Грабитель потерял равновесие и упал, выдернув футляр у меня из рук.
Шарлотта схватила меня за руку и потащила в сторону, плача и умоляя бежать вместе с ней. Мне была отвратительно мысль, что парень заберет с собой скрипку, но безопасность Шарлотты стояла на первом месте. Я взял ее за руку и позволил утянуть меня за собой. Я бежал как последний трус.
Тихая улочка вывела нас к обилию звуков проезжавших мимо машин и, несмотря на поздний час, людских голосов. Мы остановились отдышаться. Шарлотта принялась ощупывать меня, и я не сразу осознал, что она проверяет, не ранен ли я. Она обнаружила разрез на пиджаке, приглушенно вскрикнула и тут же задрала рукав, чтобы осмотреть мою руку.
Ничего не найдя, она обхватила меня руками и прижала к себе. Ее сердце гулко билось рядом с моим.
– Ты не ранен, – прошептала Шарлотта мне в плечо. – Ты не ранен, – повторяла она снова и снова.
Я был слишком потрясен и мог только обнимать ее, пока она не успокоилась.
Шарлотта привела нас в круглосуточную закусочную, пропахшую застарелым жиром и подгоревшим кофе. Там мы позвонили в полицию.
Я спросил, откуда у нее телефон.
– Из моей сумочки, – отрешенно ответила Шарлотта. – Я споткнулась о нее, когда ты сказал мне бежать, и машинально схватила. Я ничего не соображала, иначе бы взяла и твой бумажник. Или трость. Я попыталась бы тебе помочь. Я так перепугалась, что меня ноги не слушались…
Приехали полицейские, и мы написали заявление. Пока Шарлотта описывала ограбившего нас пьяницу, меня терзали гнев, сожаления и понимание, что я ее подвел.
Слова офицеров звучали необнадеживающе. В ломбардах скрипку вряд ли найдут – те ни за что не возьмут у преступника ворованное. Но полицейские обещали позвонить в любом случае. Я чуть не сказал им не утруждаться. Скрипку уже не вернуть, и мы все это знали.
Офицеры подвезли нас до таунхауса, и это была моя вторая поездка в полицейской машине за неделю. Мы вошли в дом, и Шарлотта, прерывисто дыша, закрыла дверь на все замки.
– Прости меня, Шарлотта, – угрюмо извинился я. – Я облажался.
– Что? Почему?
– Я потерял твою скрипку.
– Боже, Ной, ты в этом не виноват. Ты защищал меня. Защищал нас. Возможно, завтра я оплачу ее, но сейчас…
Да, сейчас я мог думать лишь о Шарлотте и о том, что она жива, невредима и находится здесь, со мной. Я взял ее за плечи и порывисто притянул к груди, в которой бушевал вихрь эмоций. Теперь, когда опасность миновала, осознание чудовищности того, что могло сегодня произойти, захлестнула меня. Не со мной. С Шарлоттой. Сила моих чувств к ней пугала больше, чем нож во тьме.
– Ты должна была бежать, – проговорил я. – Ты была бы в безопасности.
– Я должна была бросить тебя? – Она помотала головой. – Невозможно. Я и так в безопасности, когда я с тобой.
Я нежно поцеловал ее, ощущая соль пролившихся слез. Наш поцелуй стал глубже, и я вложил в него все чувства, о которых боялся говорить. Когда Шарлотта тихо застонала мне в губы, я понял: она почувствовала все, что я не смог сказать.
Шарлотта отстранилась, тяжело дыша.
– Я не хочу сегодня быть одна.
– И не будешь, – прошептал я, гладя ее по волосам и ощущая их мягкость. – Я не смог бы оставить тебя, даже если бы попытался.
Однако впервые за долгое время я нервничал. Шарлотта будет у меня первой после несчастного случая, и я не знал, чего ждать. Насколько все будет по-другому, когда я не вижу лежащую подо мной женщину? Я боялся, что не доставлю ей удовольствия и опозорюсь, что мои самообладание и искусность остались в прошлой жизни. Что если я поведу себя как какой-нибудь пьянчужка: неуклюжий, слюнявый и кончающий, когда еще ничего толком не началось?
Шарлотта взяла меня под руку и потянула за собой. Не наверх, а в свою комнату на первом этаже, туда, куда моя нога еще не ступала.
– Моя спальня, – сказала она, и ее голос дрогнул.
