– Может, это неплохо.
– Возможно. Но не поражение ли это? Разве я не должен бунтовать, не дать погаснуть свету своему
[27]?
– О, я обожаю Дилана Томаса. Думаю, ты как раз из тех «мятежников», о которых это стихотворение, – в ее голосе слышалась мягкая улыбка. – Очень похоже на тебя.
– Было похоже, – поправил ее я, – уже нет.
Шарлотта придвинулась на одеяле ко мне.
– Но ты – это ты. Просто другой. Версия Ноя 2.0.
Она пыталась приободрить меня, но часть меня, отвечающая за улыбки и смех, сломалась. Возможно, непоправимо.
– Не знаю, Шарлотта. Я совершенно разбит. Мигрень измотала меня, и сейчас я просто нежусь в отсутствии боли. Но она может вернуться, а с ней и ярость. Не хочу, чтобы ты имела с этим дело. Как я уже сказал, ты этого не заслуживаешь.
– Я гораздо сильнее, чем кажусь.
Я повернулся в ее сторону. Как же мне хотелось увидеть ее лицо! Я солгал, сказав, что «не увидел» руками, как она выглядит. Я «увидел» слишком мало для того, чтобы составить четкое представление о ее внешности, но достаточно, чтобы понять, что она красива. Боже, конечно, она хороша! Ее внешность отражает внутреннюю красоту. Потому я и должен спасти ее от такой ужасной развалины, как я.
– Шарлотта, насчет вчерашнего… Мне не следовало тебя целовать. Это было ошибкой. Это неправильно и, наверное, неправомерно, поскольку я твой наниматель. Я был не в себе из-за мигрени и плохо соображал.
– Оу. Да нет, конечно, – ответила она, и несколько травинок распрощались с жизнью, когда она безжалостно сорвала их. – Я понимаю. Ситуация была… напряженной.
– Да, напряженной. И все было бы намного хуже, если бы рядом не оказалось тебя. Боль истощила меня и лишила разума. Вот и результат. Прости меня. Этого больше не повторится.
Я медленно выдохнул. Отстой.
– Ладно.
Голос Шарлотты звучал отстраненно и странно. Непонятно, испытывала ли она облегчение, безразличие…
Или разочарование?
Она вздохнула, словно собираясь продолжить этот разговор, но, видимо, передумала. Заскрипела плетеная корзина. Шарлотта что-то искала.
– Я принесла книгу.
Значит, она не разочарована и отнеслась к этому спокойно. Ей все равно. Я лег, опершись на локти и усиленно делая вид, будто меня это, черт возьми, не задело.
– Хорошо.
– Может, ты уже устал слушать, как другие читают тебе книги, но мне показалось, эта тебе понравится.
Шарлотта права. Я по горло сыт аудиокнигами. Мне хочется самому читать слова на страницах. Но какой у меня выбор? Шрифт Брайля? Одна только мысль об этом утомляет.
– Что за книга?
– «Источник молчания» Рафаэля Мелендеса Мендона. Слышал о таком авторе?
– Смутно знакомая фамилия.
– Замечательный писатель. И это его последняя книга. С ней он вышел из добровольной ссылки.
– Из ссылки?
– Он жил в Сан-Франциско, в полном одиночестве. Писал книги, которые удостаивались наград, но никто не знал, кто их автор. Затем он опубликовал эту книгу, «Источник молчания», и вместе с ней явился миру, – голос Шарлотты изменился, потяжелел. – Прости, я только что осознала, как это должно звучать для тебя.
– О чем ты? Об отшельничестве в большом городе? – я сделал глуповатую мину. – Не вижу связи.
Шарлотта рассмеялась.
– Книга и правда замечательная.
– Ты ее уже прочитала?
– Да. И хочу перечитать, настолько она хороша.
– Давай послушаем ее.
– Правда?
– Правда.
Я лежал на покрывале, и голос Шарлоты рисовал мне историю парня по имени Эдуардо, который отправился в путешествие по Южной Америке и обнаружил Полночный город – губительный город, запрятанный в глубине джунглей и появляющийся только ночью. К концу второй главы Эдуардо оказывается в ловушке этого города. Он не может из него вырваться и вынужден встретиться лицом к лицу с его правителем: хладнокровным и жестокосердным мужчиной, внешне похожим на Эдуардо как две капли воды.
История увлекла меня. Поразительно, как здорово этот Мендон владеет словом. С легкостью рисует перед глазами цельную картину и в то же время говорит с тобой между строк. Его подтекст и аллегории выше всяких похвал. Неудивительно, что он обладатель наград. Как я умудрился пройти мимо него в своей мании на аудиокниги?
– Как тебе? – спустя какое-то время спросила Шарлотта. – Весьма неплохо, да?
– Весьма неплохо, – глухо отозвался я. – Сказать такое об этом писателе – все равно что сказать: «Пикассо весьма неплохо рисовал».
– Согласна. «Неплохо» – это не о Мендоне, – молчание. Звук срываемых травинок. – Ты говорил, что тоже любил писать? Для журнала.
– Так и было.
– Я прочитала твою статью. Ладно, не одну, а несколько. Ты тоже здорово пишешь, Ной.
– Спасибо, Шарлотта. Писал я неплохо. Мой редактор, Юрий Козлов, всегда твердил мне об этом.
– О том, что ты хорошо пишешь?
– Он выражался на русском, а потом говорил…
– Что говорил?
– Ничего. Не хочу показаться зазнавшимся придурком.
– Да ладно. Скажи! Если слова правдивы, то о каком хвастовстве может идти речь?
От ее слов в груди разлилось тепло. Я редко говорил о своем писательском творчестве. Почти и не думал о нем, поскольку был слишком занят спортом, но в душе я все же гордился своими статьями. И должен признать, мне хотелось, чтобы и Шарлотта гордилась мной.
– Хорошо. Юрий говорил: «Ты пишешь так, что, наслаждаясь языком и стилем, забываешь о теме статьи. Или пиши не так круто, или берись за написание книги. Если выберешь последнее, я первый в очереди на ее издание».
– Ной! – в голосе Шарлотты было столько радостного изумления, что меня охватило желание ее обнять. Или поцеловать. И плевать на чертову клятву оставить ее в покое. – Сделай же это!
– Сделать что? Написать книгу?
– Почему бы нет?
– И какую же книгу мне писать? Может, под названием «Весь невидимый нам свет»
[28]?
– А что! Цепляет! Адвокаты Энтони Дорра, скорее всего, будут против, но мысль мне нравится.
Естественно, Шарлотта поняла отсылку. Она умна и много читает, как и я. В глубине ее души затаилась боль, от которой ей не избавиться и которая мешает ей вернуться на сцену. В этом мы похожи, но во всем остальном – во всем том, чем она так мне нравится, – она полная моя противоположность.
