– Не шучу. А ты обещал вести себя прилично.
– Да, но… – он провел руками по волосам, поискал меня взглядом, но промахнулся. – Этот парень бросил тебя? Сразу после смерти твоего брата?
Я кивнула.
– Ау?
– О, эм, да. Это ерунда, так совпало. Неудачное время.
– Неудачное время, – Ной постучал пальцами по скамейке. – Это все?
– Ну и настырный же ты, – косо посмотрела я на него.
– Я журналист… или был им, в другой жизни. Никогда не бросал историю незаконченной, поэтому не оставляй меня в неведении. Этому придурку надо надрать задницу. Что у вас с ним произошло?
Я в замешательстве уставилась на сидящего рядом со мной мужчину.
– Хорошо, я все расскажу, но при одном условии.
– При каком?
– «Квипрокво, Кларисса»
[25]. Ты ответишь мне на вопрос, который я задала тебе по дороге сюда. Почему не хочешь учиться быть слепым?
Ной нахмурился, приготовился возразить, но потом кивнул.
– Справедливо.
Я рассказала ему о том, что было после смерти Криса. Как, вернувшись в Джульярд, узнала, что Кит уже встречается с другой женщиной. От стыда и сожалений горели щеки, растревоженное сердце снова заныло. Казалось, боль в нем так никогда и не утихнет.
– Я по уши влюбилась в Кита, – призналась я, – а он навешал мне лапшу на уши. Кит был моей первой любовью, во многом был первым, – я прочистила горло. – Он говорил, что любит меня, и я совершила глупость.
– Какую?
– Поверила ему.
– Ты не виновата в этом, Шарлотта, – тихо заметил Ной.
– Наверное, нет, но я должна была быть осторожней. Я вернулась в Нью-Йорк с мыслью: «Мое сердце разорвано в лоскуты, но у меня есть Кит. Он будет рядом, он меня поддержит». Деревенская простушка в большом городе. Легкая добыча для такого бабника, как он.
– Что он сделал?
– Ничего. Я просто перестала для него существовать. Раньше я блистала талантом, а теперь была сама не своя. Лунатик, бродящий по школе, – я пожала плечами. Пустой жест, совершенно не передававший охватившие меня чувства, но Ной все равно его не видел. – Я потеряла все. Место в квартете, Кита, брата и звучавшую в душе музыку, – я вытерла глаза. – Вот такая моя не-очень-интересная-поставленная-на-паузу-жизнь в двух словах.
В наступившем молчании я ждала, что Ной опять начнет отчитывать меня или ругать за то, что я позволила какому-то парню испортить мне жизнь.
– Этот парень – идиот, – наконец произнес Ной медленно и осторожно, словно подбирая слова.
– Или я неправильно его поняла. Я была влюблена, он не был, и я сгорела от любви.
– Поэтому он и идиот. Быть с такой, как ты. Заслужить время, привязанность и любовь такой девушки, как ты…
– Такой девушки, как я?
– Да, Шарлотта. Такой, как ты.
Закусив губу, я ждала его объяснений и злилась на себя за то, что мне не хватает духу спросить самой.
– Ты когда-нибудь любил? – задала я другой вопрос.
– Никогда, – быстро ответил Ной. – Моя последняя девушка говорила, что любит меня, но я был с головой погружен в поиски адреналина. Я думал, что быть с кем-то означает сидеть на одном месте, а такое не для меня, – на его лице отразилась печаль. – Какая ирония.
– Я тоже чувствую себя загнанной в угол, – призналась я, – только иначе. На мое сердце словно повесили цепь с ядром, и нет возможности ни освободиться от нее, ни полюбить кого-то вновь.
– По-моему, с твоим большим сердцем трудно пасть духом.
– Я и не пала духом. Я просто чувствую себя дурой из-за своей доверчивости. Любовь научила меня двум вещам: она может казаться настоящей, но при этом быть сплошной ложью, и ее могут с кровью выдрать из твоей души.
Лицо Ноя вдруг ожесточилось, голос стал напряженным и резким.
– Зачем ты говоришь мне все это?
Я моргнула.
– Ты ведь сам об этом спрашивал.
Он многозначительно посмотрел на меня, хотя не знаю, как это возможно. В конце концов, он же слепой. Мои щеки вспыхнули от смущения.
– Ты хороший слушатель.
– Наверное, про меня можно так сказать, – фыркнул Ной.
– Про тебя можно многое сказать, – ответила я. – Теперь твоя очередь. Почему ты не хочешь примириться со своей слепотой и научиться жить с нею?
– Если я выучу шрифт Брайля или буду носить с собой чертову трость, то признаю, что теперь такова моя жизнь. Знаю, это глупо. Я слеп, приму я это или нет, но я не могу сдаться. Если сделаю это, то навсегда потеряю свою прошлую жизнь, – его голос смягчился в конце, натянутость ушла. – Я этого не хочу.
Я в нерешительности закусила губу.
– Но… не из-за этого ли ты все время злишься? Если ты перестанешь цепляться за прошлую жизнь, то, может…
– Моя нынешняя жизнь волшебным образом улучшится? Я верну себе малую часть того, что потерял, и буду доволен? – он покачал головой. – Невозможно. Я хочу все, что потерял. Все. Не только зрение, но и все то, что я мог делать благодаря ему.
– Ты не можешь этого вернуть, – как можно мягче заметила я, – зато можешь облегчить свою жизнь. Ведь есть технологии, которые можно попробовать.
– Нет, Шарлотта. Моя жизнь, моя карьера – все пропало в том прыжке со скалы.
– Ты можешь построить новую карьеру, – не уступала я. – Возможно, ты еще не нашел того, что тебе понравится.
– Может быть. Но как, черт возьми, я найду это, если мне чудится, будто прошлая жизнь прямо тут, по другую сторону этой черной завесы. И стоит ее приподнять…
Ной потер руками лицо, уперся локтями в колени и опустил невидящий взгляд.
– Я любил свою работу, понимаешь? Любил писать, фотографировать и посещать разные уголки мира. Потерять все это… – он тяжело сглотнул застрявший комок боли в горле. – Потерять все это тяжело само по себе, но я лишился самого главного. Того, чего жаждал больше всего, того, ради чего жил и в чем нуждался почти так же сильно, как в воздухе, воде и пище.
– И что это?
– Упоение. Адреналин. Острые ощущения от ходьбы по краю жизни и смерти, будто я канатоходец. Я не хотел умирать, но обожал дразнить смерть. Паря в небе, скользя на лыжах по опаснейшим тройным черным трассам, я чувствовал страх, но это было восхитительно. Страх, от которого тряслись поджилки и захватывало дух. Только рискуя потерять все в один миг, ты осознаешь, как много имеешь.
Ной умолк, черты его лица вновь ожесточились, наружу просочились злость и горечь. В глазах застыла невыносимая тоска. Мне вспомнилось, как я читала о пяти стадиях горя. О том, что злость постепенно уступает место печали. Возможно, сейчас я как раз наблюдала этот момент. Но это прогресс, как завтрак со мной или согласие на прогулку. У меня чесались руки взять ладонь Ноя в свою.
