* * *
Однажды утром я проснулся с урчанием в животе. Вечером я не поужинал – находился в отвратительном настроении и не прикоснулся к принесенной Шарлоттой еде. Это было блюдо из китайского ресторана, а значит, четверг.
Я бы ни за что не признался в этом, но меня уже тошнило от еды навынос. Шарлотта готовила себе внизу блюда, которые пахли в миллион раз вкуснее, но я не мог присоединиться к ней. В любом случае, я не стал бы есть перед кем-то.
Мой ужин остыл, и когда затвердевающий соус стал источать неприятный запах, я смыл его в унитаз. Естественно, утром я проснулся голодный как волк.
Я нашел и нажал кнопку на часах. Почти шесть утра, значит, у меня еще есть время. Если повезет, тихо спущусь вниз, возьму хлопьев и вернусь к себе до пробуждения Шарлотты.
Я скинул покрывала, поднялся и пошел к двери. Двенадцать шагов, и вот она – дверная ручка. Я потянул за нее и нащупал ребро двери, чтобы не стукнуть себя ею. Пятнадцать шагов по коридору, скользя по стене пальцами для ориентира. Перила, по ступенькам вниз, и я в гостиной.
На ощупь дошел до низенького квадратного кресла, отмечавшего для меня половину пути, затем побрел дальше, вытянув перед собой руку в поисках кухонной стойки. Коснулся холодного гранита, обошел, и паркет под босыми стопами сменился плиткой. Мама переделала кухню в промежутке между моим последним приездом сюда и несчастным случаем, поэтому я понятия не имел, как она выглядит. Современная и дорогая, неизвестно каких цветов, с плитой, духовкой и микроволновкой, которыми я никогда не смогу воспользоваться.
Кому, мать вашу, есть дело до того, как выглядит эта кухня?
И все же меня это напрягало. Иногда я ощущал себя объектом гнусных насмешек: словно мир только и дразнил меня тем, чего я больше не мог получить.
Я нашел шкафчик с сухими завтраками и вытащил первую же коробку. Проверил, точно ли в ней хлопья, не то мало ли, Шарлотта поменяла упаковки местами из мести своему слепому нанимателю-придурку. Я открыл коробку и понюхал. Кукурузные хлопья. Сойдет.
Я отошел влево, нашарил кухонную вытяжку, а затем шкафчик. Достал из него миску и поставил рядом с хлопьями. Пока все шло неплохо, однако холодильник – это отдельная история. Когда я жил один, в нем разве что мышь не повесилась, но теперь Шарлотта заполнила его продуктами. Сначала я схватил контейнер с бульоном, но пару неуклюжих попыток спустя ладонь опустилась на пакет молока.
Меня охватило раздражение, подпитанное и сдобренное зверским голодом, и я с грохотом поставил пакет на стойку. Нашел ящик со столовыми приборами, взял ложку и насыпал в миску хлопья, держа ее за край, чтобы не переборщить. Открыл пакет молока, налил его в миску и снова поставил на стойку.
То есть хотел поставить.
Я был беспечен и поставил его на край раковины. И слишком поздно почувствовал, как чертов пакет, покачнувшись, упал. Я попытался его поймать, схватил пальцами воздух и услышал шлепок. Лодыжку забрызгало молоком. Наклонившись, я нашел пакет, но молоко уже разлилось, и я не знал, насколько далеко. Пакет был почти полон, а теперь в нем осталось меньше половины.
Руки зачесались швырнуть миску с хлопьями в раковину, когда нос уловил сладковатый запах мыла и ванили.
Шарлотта.
– Привет, – произнесла она тихо и нерешительно. – Помощь нужна?
Я стиснул зубы, сдерживая порыв старой доброй злости.
– Нет, не нужна. Я же сказал тебе…
– …Чтобы я не помогала тебе ни при каких обстоятельствах, – закончила она за меня напрягшимся голосом, – и что я не существую, пока не понадоблюсь тебе. Но поскольку я не хочу ходить по липкому полу, расценивай мою помощь в уборке этого беспорядка как помощь самой себе. Если так тебе будет легче.
«Не будет», – хотелось ответить мне. Мне уже никогда и ни от чего не станет легче, и уж точно не от нарисовавшейся в голове картины, как Шарлотта на четвереньках вытирает разлитое мной молоко.
– Сам уберусь. Где бумажные полотенца?
Я двинулся вперед, но Шарлотта остановила меня:
– Подожди! Ты поскользнешься… Шагни вправо.
Я послушался, и нога ступила на сухую плитку. Ура! Но что теперь? Я буду выглядеть последним идиотом, пытаясь вытереть то, чего не вижу. Изо всех сил подавляя злость, раздражение и мучительный голод, я повернулся в сторону Шарлотты и медленно сказал:
– Ты можешь идти, спасибо. Я справлюсь.
– Уверен?
Воображение попыталось нарисовать Шарлотту, но получился лишь размытый, подрагивающий мираж. Я представлял ее синеглазой девушкой с каштановыми волосами, сочетавшей в себе черты других женщин из моей прошлой жизни, а в ней я знал очень многих.
Я понятия не имел, какое у Шарлотты лицо, но мог представить, как она стоит, скрестив руки, поджав губы и подняв брови, – в той самой позе, которую женщины принимают, когда разговаривающий с ними мужчина слишком туп, чтобы жить. Мое раздражение слегка поутихло.
Шарлотта приблизилась и нажала на мое плечо, мягко выталкивая из кухни. Ее маленькая ладонь была теплой и нежной, но в то же время и твердой. Я обошел стойку и сел на барный стул.
– Я видела бардак и похуже, – начала поучать меня Шарлотта своим красивым голосом. – Если бы ты меньше сидел в своей комнате и больше времени проводил тут, внизу, то, вероятно, научился бы обходиться без помощи.
Я слышал, как она ходит по кухне, открывает и закрывает шкафчики, вытирает большую лужу разлитого молока. Она быстро с этим управилась.
– На самом деле я уверена: ты справишься со всем сам при наличии времени и терпения. Первого у тебя в избытке, зато второго совсем нет.
Она остановилась, и я практически ощутил на себе ее взгляд – легкий и нежный, как перышко.
– Ты хочешь есть? Я собираюсь приготовить яйца с беконом. Будешь?
Часть меня, которой все еще не было на все наплевать, желала позавтракать с ней. Другая же часть, презиравшая того, кем я стал, старалась избежать возможного унижения, ведь малейшие потуги грозили стать стихийным бедствием, и желала забиться в комнате в одиночестве. Но Шарлотта не какой-то болван, которого нанял Люсьен и который сбежит через неделю. Может быть, не страшно, если я поем вместе с ней и буду при этом выглядеть недотепой?
Может быть.
«Соберись, придурок! – велел я себе. – Ты хочешь есть? Так сядь и поешь. Вилка, еда, рот. Ты, чтоб тебя, не ракеты строить собираешься».
– Буду.
– Замечательно! Дай мне минутку, – я слышал улыбку в ее словах.
Я слушал шорох Шарлотты на кухне, шипение масла на сковородке, треск яичной скорлупы. Затем она разложила передо мной столовые приборы.
– Эм, вилка слева. Ложка и нож справа…
– Я помню, как сервируют стол.
– Ладно.
Судя по интонации, она закатила глаза.
