– У меня все в порядке, мам. Даже отлично.
Я рассказала ей о своей новой работе и бесплатном проживании. Мама множеством междометий показывала, что слушает меня, но я знала: она не вполне со мной. Ее пичкали лекарствами, и мне повезло пообщаться с ней в момент «просветления».
– Как папа?
– Что? О, нормально. На работе. Милая, все это звучит замечательно, но как же твоя музыка? Ты подумываешь о прослушиваниях?
– Пока еще нет, мам. Я сейчас ищу покоя и тишины. И возможно, больше денег. Кстати, об этом, я могу прислать тебе небольшую сумму.
Я ненавидела предлагать деньги так же сильно, как и просить их. Мы не бедствовали, но и не жили в роскоши. И так как маме пришлось уйти с работы два месяца назад, я подумала, что с финансами дома туго.
Однако она отказалась от денег, и я почти видела, как она махнула при этом рукой.
– Да ты что, не надо. Ты много работаешь, поэтому отдыхай, когда есть время. Домой в скором времени собираешься заглянуть?
От одной мысли об этом меня прошиб холодный пот. Видеть надгробие Криса и понимать, что он где-то там, а не с нами – улыбающийся, глупо шутящий, самый лучший из всех, кого я когда-либо знала…
Я закусила губу.
– Если я нужна тебе, мам, я приеду.
– Нет, думаю, лучше не суетиться и не поднимать шум.
Глаза защипало от слез. Мама говорила как маленькая старушка. За этот год она постарела на десять лет.
– Как пожелаешь.
– Просто наслаждайся своей новой работой и новым жильем. И не тяни со звонками нам, хорошо?
– Хорошо. Я люблю тебя, мам. И папу.
– Я тоже люблю тебя, Шарлотта. Больше, чем землю, море и небеса над головой.
По моим щекам текли слезы. Эти слова мама говорила нам с Крисом, когда мы были маленькими.
– И я тебя, мам.
Я подождала, чтобы она первой повесила трубку. Никогда больше не буду той, кто первой закончит наш разговор. Мама сама должна решить, когда и как мы его завершим, тогда ей не придется слышать тишину там, где только что раздавался мой голос.
Пусть это и малость, но я могла сделать это для нее.
* * *
В субботу Люсьен совершил со мной экскурсию по верхним этажам таунхауса. Я поднялась за ним по лестнице, которая вела в коридор, идущий перпендикулярно ступенькам.
– Дальше по коридору справа маленькая гостевая ванная, а за ней гостевая спальня. От тебя требуется лишь иногда протирать в ней пыль и проветривать ее. Ни ванной, ни спальней никто не пользуется.
Слева холл был длиннее. Люсьен открыл дверь в комнату, похожую на кабинет. Она была заставлена оборудованием для тренажерного зала, у окна стояла беговая дорожка. Окно выходило на стену соседнего здания, но комнату заливал яркий солнечный свет прекрасного весеннего дня.
– Не переставляй тут ничего, гантели или что-то еще, – заметил Люсьен с улыбкой. – Лучше возьми за правило не переставлять вещи без его ведома.
– Конечно.
Справа находилась небольшая прачечная с самой современной техникой.
– Покупай только нейтральные моющие средства, без ароматизаторов, и никогда не используй кондиционер. Ной очень чувствителен к запахам, поэтому, пожалуйста, не душись. И не зажигай благовония и ароматические свечи. Свои вещи тоже стирай тут. Ни к чему тебе ходить в прачечную, когда у нас столько техники.
Я вцепилась в его руку в притворном шоке.
– Больше не надо собирать четвертаки и тащить сумки с одеждой по улице? Люсьен, ты святой!
– Чем больше мы облегчим тебе жизнь, тем лучше.
Он, конечно же, хотел сказать несколько другое: «тем дольше ты тут пробудешь». Я подписала договор на год, но знала, что Люсьен расторгнет его, если работа станет для меня невыносимой.
Дальше по коридору располагалась хозяйская спальня. Комната Ноя. Дверь была слегка приоткрыта, и, судя по полумраку в ней, шторы внутри задернули.
Постучав, Люсьен распахнул дверь.
– Ной? Я привел Шарлотту.
Комната была огромной и изысканно обставленной, ее центральным элементом была двуспальная кровать современного дизайна с балдахином, застеленная бежевым пуховым одеялом. Навеса как такового не было. Четыре стойки соединялись с балками, образовывавшими каркас в форме куба, и с одной из них свисала белая длинная ткань, обмотанная за верхний угол.
Напротив кровати на стене висел телевизор с плоским экраном – сборник пыли. По бокам от него находились две гардеробные. «Женская и мужская», – предположила я, так как дом принадлежал родителям Ноя. В конце комнаты нашлось место и для гостиной зоны: у большого окна стояли столик и два мягких французских кресла. Вид из окна, должно быть, был фантастическим, но его закрывали плотные шторы. На фоне свежей бежевой современной комнаты эти шторы были черным пятном, полностью отрезающим находящийся за окнами мир.
Ной сидел в одном из кресел, спиной к нам, опустив плечи. У него в ушах торчали наушники, белый провод тянулся к серому устройству, похожему на специализированный портативный CD-плеер.
Люсьен улыбнулся.
– Он читает, – в его голосе слышалась легкая грусть. – Ной, allô
[21]! – уже громче позвал Люсьен.
Ной не обернулся, но снисходительно махнул рукой, давая понять, что знает о нашем присутствии.
– Наверное, слишком увлекся книгой, иначе отложил бы ее и поприветствовал тебя надлежащим образом, – криво улыбнулся Люсьен.
Я тоже ответила ему насмешливой улыбкой.
– О да, я в этом уверена.
Люсьен подвел меня к гардеробной по левую сторону от телевизора, и я бросила взгляд на Ноя. Он был одет в черную футболку и серые спортивные штаны. Я скользнула восхищенным взглядом по его длинным ногам и рельефным мускулам на руках. Жаль, что он сидел согнувшись, положив локоть на стол и прикрыв ладонью глаза, словно в глубоком раздумье.
Мне ужасно не нравится слово «измученный», оно звучит слишком мелодраматично, но Ной выглядел именно так. Его тело создано для того, чтобы покорять океаны и лыжные склоны, а не для того, чтобы горбиться в темных комнатах.
– Тут у нас настоящий хаос.
Я оторвала взгляд от Ноя и присоединилась к Люсьену, вынужденная согласиться с его замечанием. Вещи торчали из ящиков, валялись на полу и едва держались на вешалках.
– Почти все нуждается в стирке, – сказал Люсьен. – Может, назначим понедельник днем стирки?
Я кивнула. В гардеробной царил бардак, но она почему-то завораживала. Воздух пропитался запахом дорогой одежды и ароматом одеколона. По обе стороны гардеробной висели шикарные костюмы, брюки и рубашки, которыми, похоже, не пользовались.
