– Эм… ладно.
– Итак, – Люсьен пригубил капучино. – Расскажите мне о себе, Шарлотта. Что привело вас в Нью-Йорк? Или, может, это ваш родной город?
– О нет. Я приехала из Монтаны. Учиться.
– В Нью-Йоркском университете?
– В Джульярде.
Синие глаза Люсьена загорелись радостью.
– Правда? Вы танцовщица? Актриса?
– Музыкант.
– Конечно. И на чем вы играете?
– На скрипке. Во всяком случае, в теории. Я окончила Джульярд в прошлом июне, но… С тех пор почти не играю.
– Понятно. Первые шаги к величию творческим людям почти всегда даются тяжело.
– Угу, – отозвалась я. Лучшего ответа у меня на это не было.
– Однако вы окончили Джульярд. А значит, очень талантливы. Что вам больше всего нравится в скрипке?
Я тоже откинулась на спинку стула.
– Давно не задумывалась об этом, – я хотела перейти на безопасную почву, рассказать о том, что играю с самого детства, но вместо этого сказала: – Мне нравится, что если играть хорошо, то скрипка звучит так, будто поет душа музыканта.
Откуда это, черт возьми, взялось?
«Но ведь это правда», – осознала я. По крайней мере, для меня, и эту правду мне грозит позабыть.
– В последнее время мне не удается так играть.
– Вы еще не нашли себя, – мягко заметил Люсьен.
Я снова поерзала. Нет, меня называли вундеркиндом, следующей Хилари Хан
[7]…
– Что-то вроде того.
– Вы найдете себя, мисс Конрой. Я это чувствую. Вы кажетесь мне девушкой с большим сердцем. Как считаете, я прав?
– Мне не раз говорили об этом. По большей части члены семьи. Но если быть предельно честной, то… я не знаю, мистер Карон.
– Пожалуйста, зовите меня Люсьен.
– Хорошо, Люсьен. После Джульярда я изо всех сил пытаюсь не пойти ко дну. И уже не совсем понимаю, кто я есть.
Он улыбнулся, словно мой ответ порадовал его.
– Я нахожу, что честность в наше время – большая редкость и что она обесценена.
– Да уж. Я пытаюсь сдерживаться, но частенько говорю то, что думаю. Импульсивная и рублю правду-матку, – рассмеялась я и прокашлялась. – В общем, как-то так…
Сделав глоток кофе, Люсьен обвел взглядом ресторан.
– Приятное заведение. В час пик тут, наверное, не протолкнуться, oui?
– Бывает и такое.
– Чтобы выжить в этом городе, требуется стабильный доход на работе.
– Или на двух. Чтобы свести концы с концами, в будни я работаю здесь, а на выходных – барменом.
– Неужели? – Люсьен выглядел довольным.
Я пожала плечами.
– Аренда здесь недешевая, как и учеба в Джульярде. Я буду выплачивать студенческие займы до…
– До моих лет.
Я засмеялась, и не только из вежливости.
– Скорее всего.
– Вы трудолюбивы, – сказал Люсьен с задумчивым выражением лица.
– Наверное, но без этого качества в Нью-Йорке не задержишься.
Он качнул в знак согласия седовласой головой.
– Очень хорошо, мисс Конрой. Это очень хорошо.
– Что именно? – уточнила я. – Послушайте, мистер Карон, зачем вы всем этим интересуетесь? Вы выглядите настоящим джентльменом, но ваши вопросы… Возможно, я просто наивная девчонка из Монтаны, но я действительно в замешательстве. Может, вы лидер какого-нибудь культа Судного дня, который хочет заманить меня в подземелье во Франции?
Люсьен от души рассмеялся.
– О, ma cher
[8], вы очаровательная девушка, балующая старика ответами на все эти вопросы. Позвольте уверить вас, я задаю их с определенной целью. Доброжелательной и, скорее всего, прибыльной для вас.
О боже! Он что, сутенер?
Дикость какая. В Люсьене не было ничего угрожающего. Я живу в Нью-Йорке всего пять лет и уже ожидаю от человека подвоха. Но даже если и так, то все знают: береженого бог бережет.
Выжидая, я потягивала кофе.
– Я распорядитель финансов Грейсона и Виктории Лейк, касающихся их нью-йоркских денежных вложений, имущества, активов, и… полгода назад я взял на себя заботу о личных потребностях их двадцатичетырехлетнего сына, Ноя.
– А что с ним случилось?
– Боюсь, ничего хорошего, – Люсьен посмотрел мне в глаза. – Вы не слышали о Ное Лейке?
– А должна была?
– Полагаю, что нет, если только вы не следите за новостями так называемых «экстремальных видов спорта».
– Вроде сноубординга или мотогонок по грязи?
– Да, и дельтапланеризма, альпинизма, прыжков с высоты… – Люсьен решительно поставил чашку с капучино на стол. – Ной Лейк активно участвовал во всевозможных видах экстремального спорта и писал статьи для соответствующих журналов. Он не довольствовался простым описанием всех рисков и опасностей, он во всем участвовал сам, – мужчина с нежностью улыбнулся, вспоминая об этом. – Лейк с детства был сорвиголовой. От его выходок у бедной матери волосы на голове вставали дыбом. Никто не удивился, когда он сделал на этом карьеру. Вольный дух, – улыбка сошла с губ Люсьена. – До несчастного случая.
В горле встал ком. Живое воображение тут же нарисовало мне разнообразные ужасные травмы, которые и вызвали в услышанном мной голосе такую горечь.
– Ной получил тяжелые повреждения?
Люсьен пристально посмотрел мне в глаза.
– Да, мисс Конрой, он получил серьезные травмы.
– Как это произошло?
Лицо пожилого джентльмена исказилось, взгляд потяжелел.
– Он уехал собирать материал для статьи, которую писал для… «Планеты Х». Его отправили нырять со скалы в Мексике. Такое ныряние крайне опасно, но Ной был опытным и… бесстрашным. При последнем прыжке он неверно оценил глубину воды и ударился затылком о камень. Он двенадцать дней провел в коме.
Я невольно ахнула.
– О нет. Он… парализован? – это объяснило бы его затворничество. Однако в двухэтажном доме нет пандуса.
– Ной не парализован. Он каким-то чудом избежал повреждения позвоночника.
– Какое облегчение.
– Но он ослеп.
– Ослеп? – выпрямилась я на стуле.
Это звучало просто и безболезненно. Даже почти не трагично по сравнению с теми телесными повреждениями, которые Ной мог получить. А все могло быть гораздо хуже. Как с Крисом…
