– Каково же ваше чудо? – спросил венн.
Рысь улыбнулся, хищно блеснув зелёными глазами:
– Увидишь!..
Ко всем прочим своим умениям морские сегваны владели
искусством необыкновенно точно рассчитывать время своего путешествия. Святой
старинный обычай велел подходить к острову Закатных Вершин на закате – и
«косатка» кунса Винитара оказалась в виду родной земли именно на закате.
Правда, это был не тот обыкновенный и привычный закат, после
которого следует ждать ночной темноты. Ночи на Островах весной не бывает
совсем. Солнце очень степенно погружается за горизонт и далее совершает свой
путь прямо под ним: заберись на горку повыше – как раз и углядишь сверкающий
край. Даже толщи облаков ничего не могут поделать с полуночной зарёй, и она
окрашивает их всеми цветами от холодного лилово-малинового до алого и огненного
золотого. Пройдёт ещё немного времени, настанет лето, и солнце совсем
перестанет уходить с неба. Так и будет кружить, поднимаясь то выше, то ниже, но
никогда не прячась совсем. Когда-то давно, ещё на руднике, один грамотный
мономатанец объяснял Волкодаву, отчего так получается. Он убеждал недоверчивого
юнца, вращая один кругом другого два камня, маленький и побольше. Волкодав, в
общем, понял его рассуждения, но они ему не понравились, ибо не содержали ни
благоговения, ни красоты. На что нужен такой мир, пускай даже понятно и
правильно объяснённый?..
Наблюдая каждый день за сегванами, Волкодав отмечал про
себя, как постепенно стихали между ними разговоры о прибытии на остров. Так
бывает, когда чаемое и очень волнующее событие, постепенно приближаясь из дали
будущего, как-то вдруг – а это всегда происходит именно «вдруг» – оказывается
совсем рядом. И замолкаешь, и перестаёшь разглагольствовать и болтать языком, и
просто ждёшь. С душевным трепетом, делающим слова неуместными и ненужными.
В тот день с утра Волкодав обратил внимание, что комесы
совсем перестали сквернословить и развлекать друг дружку весёлыми
непристойностями, до которых всегда так охоч воинский люд. А ещё они обошлись
без еды, и никто не требовал с Аптахара медовухи, греющей тело и душу. Так люди
ведут себя, готовясь приступить к делу, требующему высокого сосредоточения
духа. К божественному служению. К поединку и битве. К долгожданной встрече с
любимой…
Что явится им из воспламенённого уходящим солнцем тумана?
Может, лишь необозримая ледяная стена, над которой даже очертания знаменитых
гор невозможно будет увидеть?..
Для самого кунса, для Аптахара и ещё нескольких комесов
остров Закатных Вершин был родиной. Они здесь выросли или даже, как Аптахар,
оставили молодость. Им каждый валун неслышно прошепчет: «А помнишь?..», им
ветер напоёт давно забытые колыбельные, и даже у воздуха окажется совершенно
особенный вкус, не такой, как на Берегу, – дышать и не надышаться…
Волкодав очень хорошо понимал это чувство.
Однако большинство молодых воинов, рассуждая об острове,
добавит к слову «родина» словцо «пра». Здесь увидели свет их отцы с праотцами,
им же самим никогда не доводилось бывать. У этих мореходов тоже горели глаза,
но несколько по-другому. Если до острова действительно удастся добраться, их,
быть может, в итоге сильно разочарует нагромождение обледенелого камня,
снабжённое в устах старшего поколения таким легендарным величием. Они, конечно,
в этом никогда не признаются. Но и плакать не будут, как плакал когда-то
Волкодав, глядя с высокого, крутого холма на свою родную деревню… на крышу
дома, под которой теперь жили чужие…
Венн много лет думал об острове Закатных Вершин только как о
родине Людоеда. Что ж, это по-прежнему было так. Но – с некоторых пор – не
только. Волкодав посматривал на матерщинника и рубаку Аптахара, неотрывно
глядевшего вперёд, в плывущий над морем туман. Ближе к вечеру старый воин
принялся то и дело смахивать с глаз неизвестно откуда взявшиеся соринки. Или
это брызги долетали из-за борта, чтобы украдкой скатываться по щекам?.. У венна
не было особых причин любить Аптахара. Скорее наоборот. И Аптахар совсем не
шутил, когда называл его несчастьем всей своей жизни. Однако человек, с которым
вместе ел хлеб и проливал кровь, такой человек поневоле становится… нет, не
своим, судьба так распорядилась, чтобы между ним и Аптахаром подобное сделалось
уже невозможно, – но определённо не-чужим, и при всём том, что ты помнишь:
этот воин, бывший комес Людоеда, убивал когда-то твою родню, – внутренняя
правда мешает смотреть на него исключительно как на врага.
Понапрасну ли вера соплеменников Волкодава запрещала убивать
того, с кем перемолвился словом… А в Мономатане жило чёрное племя сехаба, и у
тамошних воинов было принято в битве давать пощаду противнику, схватившемуся за
древко копья. Волкодав смотрел на беспокойно топтавшегося Аптахара и едва ли не
впервые размышлял, в чём же тут дело? В завете Богов – или во врождённом
законе, свойственном всякой здоровой душе, каких бы Богов ни чтил её
обладатель?.. Легко сбить стрелой дикого гуся, пролетающего над озером. И
гораздо трудней свернуть шею такому же гусаку, только домашнему, которому ты
дал имя, который приучен доверчиво к тебе подбегать…
Волкодав помнил: кунс Винитарий по прозвищу Людоед появился
на Светыни в конце лета. У него было тридцать спутников, тридцать суровых,
обветренных мореходов. Винитарий познакомился с Серыми Псами, порадовался
ничейным землям за рекой… и почти сразу отбыл, спеша обратно на Острова. Чтобы
следующей весной, едва только по Светыни прошёл лёд, вернуться уже со всем
своим племенем. Вот тогда и произошло нападение. Буквально через несколько
дней…
Последний Серый Пёс привычно считал – кунс не пожелал осенью
нападать на его род оттого, что там тоже было ровно тридцать мужчин, ни в чём
не уступавших его комесам. И двадцать восемь женщин, точно так же готовых
защищать свой дом от любого врага. Поэтому Винитарий не отважился ни напасть,
ни зазимовать: ведь тот, кто задумывает предательство, сам вечно подозревает
других. И весной он совершил своё подлое дело, едва обсушив после плавания
корабли. Ударил наверняка, зная: никто не чает нападения от новосёлов,
приехавших жить и только-только начавших устраиваться…
А вот теперь Волкодав начинал думать, что, верно, была у
кунса и другая причина для спешки. Неудачливым и бессильным предводителем
племени был бы Винитарий, да и не удержал бы он на плечах шитый плащ кунса,
если бы не умел предугадывать движения человеческих душ. Легко натравить
исстрадавшийся островной народ на каких-то непонятных жителей Берега, явно по
недосмотру Богов обладающих богатым и красивым угодьем. Но – это только пока
венны вправду остаются для приезжих сегванов непонятными и неведомыми, может
быть, даже и не вполне людьми, кто их тут знает, на этом Берегу, за столько
дней пути от настоящей земли!.. Стоит обжиться, начать узнавать друг друга в
лицо, вместе ходить на охоту и сообща варить пиво… вместе смеяться,
заглядываться на пригожих девчонок… Как после этого резаться? Как посреди ночи взять
оружие и пойти убивать тех, кого хорошо знаешь?.. Тех, кто для тебя уже не
какие-то нелюди без лиц и имён, а вполне определённые Отава, Белогуз,
Межамир?..