Кабан потоптался и недовольно затрусил прочь, с треском
раздвигая прошлогодние камыши. Маленький пёсик снова оглянулся. Ветерок шевелил
ветки над головой, и тени в тумане утрачивали схожесть с силуэтом собаки.
«Мы ещё свидимся, брат…»
Из-за пазухи вынув щенка-сироту,
Обратился Хозяин со словом к коту:
«Вот что, серый! На время забудь про мышей:
Позаботиться надобно о малыше.
Будешь дядькой кутёнку, пока подрастёт?» —
«Мур-мур-мяу!» – согласно ответствовал кот.
И тотчас озадачился множеством дел —
Обогрел, и утешил, и песенку спел.
А потом о науках пошёл разговор:
Как из блюдечка пить, как проситься во двор,
Как гонять петуха и сварливых гусей…
Время быстро бежало для новых друзей.
За весною весна, за метелью метель…
Вместо плаксы щенка стал красавец кобель.
И, всему отведя в этой жизни черёд,
Под садовым кустом упокоился кот.
Долго гладил Хозяин притихшего пса…
А потом произнёс, поглядев в небеса:
«Все мы смертны, лохматый… Но знай, что душа
Очень скоро в другого войдёт малыша!»
Пёс послушал, как будто понять его мог,
И… под вечер котёнка домой приволок.
Тоже – серого! С белым пятном на груди!..
Дескать, строго, Хозяин, меня не суди!
Видишь, маленький плачет? Налей молока!
Я же котику дядькой побуду пока…
8. За Челну, на кулижки
Сегванских островов есть свойство почти никогда не
показываться впереди так, как вроде бы по природе вещей положено островам:
постепенно и медленно, начиная с вершин. Такое здесь изредка происходит разве
что под конец лета, когда земля и вода наконец-то напитываются скудным теплом
солнца, никогда не поднимающегося высоко в этом краю. Тогда ненадолго
расходятся вечные облака и пропадает клубящийся над морем туман, воздух
становится чист и прозрачен, и горы, венчающие почти каждый остров, начинают
являть себя взгляду из поистине невообразимого далека. Тогда мореплаватели
смотрят на сверкающие белые зубцы, медленно растущие из-за горизонта, и
зоркость воздуха обманывает глаза, не давая понять, близко они или далеко. И,
какими бы знакомыми ни были угловатые острия, горящие под лучами низкого
солнца, всё равно так и тянет обмануться, поверить, будто это не родной остров
приветствует тебя за полдня пути, а вот-вот обступят корабль лабиринты
неведомого архипелага, изваянные из ледяного искрящегося хрусталя…
Но такая погода здесь держится лишь несколько коротких дней
осенью или, вернее, между летом и зимой, как принято исчислять у сегванов. Всё
остальное время Острова кутает мгла – либо мокрая, либо морозная. И даже если
небо кажется совсем ясным, скалистые берега не поднимаются впереди, а выступают
из дымки сразу целиком, так что неопытные путешественники склонны поначалу
принимать близящуюся сушу за плотные тучи у горизонта. Но и это бывает
достаточно редко. Чаще всего небо Островов затянуто плотными войлочными
облаками. И они плывут совсем низко, позволяя видеть лишь сумрачные подножия
гор и начисто срезая сверкающее великолепие вершин…
Когда на пути «косатки» стал всё чаще и гуще попадаться лёд,
качавшийся в студёной воде порою глыбами величиной с небольшой холм, сегваны
заметно оживились, предвкушая встречу с родиной (где, правду сказать, некоторые
из них никогда прежде и не бывали). Волкодав спросил Рыся, увидят ли они остров
Старой Яблони.
– Нет, – отвечал кормщик, – не увидим. Он
один из самых южных, так что мы давно миновали его.
– Жаль, – сказал Волкодав, удивляясь про себя, с
чего бы ему произносить это вслух. А были ведь времена, когда и не произнёс бы;
да и вообще спрашивать бы, пожалуй, не стал. – Посмотреть бы, цветут ли
там ещё знаменитые яблоневые сады… И намного ли вырос великан в седловине горы!
Рысь не без некоторого удивления на него покосился. А
Волкодав вспомнил карту, которую ещё в Тин-Вилене едва ли не каждодневно
рассматривал, и заговорил снова:
– Если я верно понял, кунс велит править прямо к вашему
острову, кратчайшим путём…
– Скажем так, – ответил Рысь, – насколько
возможно будет подобраться.
Волкодав едва не спросил отчего, но вовремя спохватился,
сообразив: в том, что касалось Островов, виденная им карта устарела самое
меньшее лет на двадцать. Нет, суша здесь, в отличие от архипелага Меорэ, не
всплывала и не тонула по три раза на дню, но с таким же успехом могла бы и
тонуть. Что толку указывать на морской карте остров, к которому всё равно не
может причалить корабль, потому что за неделю пути до него мореплавателя
встретит стена нетающих льдов? Например, остров Розовой Чайки красовался на
старой карте как ни в чём не бывало, в то время как его давным-давно поглотили
расползшиеся ледники. Последний дом был сметён движущимися льдами лет сорок
назад. И с тех пор там навряд ли стало снова тепло.
– Значит, – сказал Волкодав, – остров
Печальной Берёзы тоже останется в стороне? И остров Хмурого Человека?
Рысь не выдержал:
– Редко встретишь чужестранца, который не только помнил
бы названия разных островов, но ещё и расспрашивал о них так, словно эти
названия что-то ему говорят! Откуда такое любопытство, венн?
Волкодав пожал плечами:
– Ты удивишься, кормщик, но у меня были друзья сегваны…
Кое-кого я даже называл братьями. Они рассказывали мне о своей земле.
Рассказывали с любовью, так, что мне захотелось своими глазами на неё
посмотреть. – Подумал и добавил: – Тем более что записи в книгах о
мироустройстве, касающиеся Островов, очень противоречивы. Такое впечатление, что
учёные путешественники сами не забирались сюда, довольствуясь в основном
рассказами твоих соплеменников. А те знай хвалили каждый свой остров, объявляя
его чудом из чудес и всячески принижая все остальные…
Рысь хмыкнул:
– Я не знаю, что врали другие, но, если там был
кто-нибудь с нашего острова Закатных Вершин, он-то должен был рассказать чистую
правду. О том, что настоящее чудо можно увидеть только у нас, а все остальные
рядом с ним – плюнуть и растереть!
Не видал ты наших веннских лесов… с привычной строптивостью
подумалось Волкодаву. Он одёрнул себя, мысленно нахмурившись: воин Винитара был
немногим моложе его самого, а значит, мальчишкой вполне мог побывать на
Светыни. Вполне могло также выясниться, что в замке Людоеда у него погиб отец
или брат. Не буди лихо, пока оно тихо! И Волкодав не стал спрашивать, видел ли
Рысь веннские леса. Это всё равно не имело никакого значения. Он заставил свои
мысли изменить направление бега и тут же в который раз вспомнил про Эвриха. Вот
кто небось уже точно схватился бы за чернильницу и перо!..
