А пока длилась его схватка с Избранным Учеником,
кобелёк-дворняжка подхватил то, что его заставили выронить, и на трёх ногах
шастнул к калитке. Так совпало, что уже выходивший в неё Шамарган оглянулся на
внезапные крики Хономера и невольно приостановился, держа створку рукой. Пёсик
собрал все силы и пегой стрелой вылетел вон, прошмыгнув у лицедея между босыми
ногами. И понёсся прочь со всей быстротой, на которую были способны его кривые
короткие лапки.
Позади него нарастал утробный рык старого пса, насмерть
вставшего над Вожаком. Он, этот пёс, прожил жалкую и одинокую жизнь, которую
жизнью-то в полном смысле называть было зазорно, потому что тянулась она без
внятного смысла, без любви, без радостного служения. И вот наступали последние
мгновения этой не-жизни; пёс отчётливо понимал, что уже не увидит нового дня.
Но это было неважно. Он не собирался поджимать хвост и прятаться в конуру,
продлевая паскудное существование. Он смотрел на троих кромешников, медленно
подходивших к нему, и впервые знал, ради чего и ради кого станет сражаться. Это
было счастье.
Сердце размеренно и мощно билось в груди, отроду нечёсаная
грива грозно щетинилась, глаза зорко ловили каждое движение врагов. Он
увернулся от нацеленного в рёбра копья и, ликуя, с хрустом смял пастью чью-то
руку в толстом кожаном рукаве…
Кобелёк-дворняжка, хромавший на трёх ногах по обочине лесной
дороги, ещё долго-долго слышал вдали торжествующий голос старого пса и злые
крики людей. Потом всё начало затихать.
А ещё немного погодя над кронами сосен взошло мрачно-рыжее
зарево. Это горел двор Панкела Синего Льда. Пламя, ободряемое разбрызганным
маслом, поглощало и дом, и амбары, и мёртвую плоть. Слишком поздно подоспевшие
люди из деревни разгребут головни и увидят, что ночью на бобыля напали
разбойники. И цепной кобель, бросившийся на недобрых гостей, был ими убит, а
маленький уродец подевался неизвестно куда. Что взять с трусишки никчёмного!..
Пёсик жалко заскулил и побежал дальше, более не
оборачиваясь. Что-то грязное и непонятное свешивалось у него из зубов.
«Косатка» кунса Винитара вошла в озеро Ковш сквозь один из
узких и длинных проранов и почти сутки осторожно двигалась вперёд по приметам,
очень тщательно вырисованным на хорошем и плотном пергаментном листе. Второй
корабль, некогда принадлежавший самозванному вождю Зоралику, остался ждать у
берега моря.
– Не заблудиться бы… – откровенно поёживались
комесы.
Никто из них не побоялся бы заплутать в море, вдалеке от
каких-либо мореходных примет. Свечение воды, форма волн – всё внятно, всё без
речи говорит, без слова рассказывает! Раз посмотреть, и тотчас понятно, где
какое течение и в которой стороне суша. Ни один не усомнился бы и среди
каменных островков своей родины, затопляемых в прилив, голых и на чуждый взгляд
вполне одинаковых. Но здесь… Здесь острова были лесисты, а берега проток густо
поросли зеленью. Слишком похоже на реки, заманчиво и опасно тянущиеся в глубь
страны. И кто поручится, что вот сейчас из-за острова не ринется на перехват
хищная стая лодок, а за кормой не явится из зарослей камыша ещё одна такая
же?..
Впрочем, воины были весьма далеки от того, чтобы поднять
ропот и вынудить вождя повернуть. Кунс Винитар был предводителем, каких
поискать. Сколько раз они под его началом вершили дела, о которых не стыдно
будет когда-нибудь рассказывать внукам! Сколько раз сокрушали врага, захватывая
добычу! А вот теперь всего лишь настала пора отплатить вождю за всё, что он
делал для них. Где-то поблизости, берегами здешних озёр, протянулась дорога, а
по дороге шёл человек, с которым у Винитара кровная месть. Жрец Богов-Близнецов
обещал Винитару подгадать встречу с тем человеком. И никто не скажет про них,
дружину, будто они не уважили право вождя оттого лишь, что оказались старыми
бабами и забоялись чуточку отдалиться от моря!
В узких протоках было не развернуться под парусом. Сегваны
даже опустили мачту и уложили её вдоль корабля, как всегда поступали, когда
избегали недружественного внимания. И вёсла лежали на своих местах, увязанные
вдоль бортов. Вёсла – для открытых пространств. Движением корабля управляли
несколько человек с длинными шестами, вставшие на носу и корме. Остальные
бдительно глядели по сторонам. И держали оружие наготове.
Под вечер «косатка» достигла последней приметы, обозначенной
на листе. Боевые сегванские корабли замечательны ещё и тем, что осадка у них не
больше аршина, и Хономеру, назначавшему встречу, это было отлично известно.
Длинная лодья неспешно проплыла над песчаными отмелями, опрятно раздвинула
грудью листья кувшинок – и мягко ткнулась в топкий берег небольшого затона. Винитар,
хмурясь, ещё раз посмотрел на карту. Да, всё так и есть. В самой вершине
заливчика виднелся редкий по здешним местам большой камень почти правильной
кубической формы, а на нём, в точном соответствии с рисунком на листе, в
обнимку росли два корявых деревца, сосенка и берёзка. У камня, в силу его
необычности, даже было собственное название: Одинец. «Но если поблизости
проходит дорога, должны быть и спуски к воде… Почему, пока мы шли вдоль берега,
я не видел ни одного? Ни одной прогалины в камышах, только лёжки кабаньи… И
этот затон выглядит так, словно его сухим путём отроду не посещали…»
На карте, между прочим, никакой дороги тоже не было
нарисовано. Винитар подумал и сказал себе, что карта относилась лишь к озеру и
была предназначена для путешествующих по воде. С другой стороны, люди – во
всяком случае, если им не повезло родиться морскими сегванами – всё-таки держат
путь по воде с суши на сушу. А значит, следовало обозначить хотя бы те отрезки
сухопутных дорог, что вплотную подходили к протокам. Непонятно…
Лист, который держал в руках Винитар, покрывал лишь очень
небольшую часть Ковша. От прорана, выводившего в море, и до того места, где
сейчас стояла «косатка». Протоки, открывавшиеся по сторонам, обрывались словно
бы в никуда, куски очень скудно обозначенных островов тоже ни дать ни взять
истаивали в первозданном нигде. Винитар, которому и без того было весьма
неуютно, почувствовал себя на краю света: ещё шаг – и лбом стукнешься в Стену,
возведённую Богами в самом начале времён!.. Или, если неудача выведет к дырке в
этой Стене, – так и вывалишься прямо за край, за пределы ночи и дня…
Две седмицы назад, в Тин-Вилене, когда выяснилось, что
интересовавший его человек покинул городские пределы, Хономер сказал, что всё
ещё можно исправить, и дал кунсу этот самый лист.
«Откуда, – спросил Винитар, – ты знаешь, что он
пойдёт именно сюда?»
«Он не слишком таил свои намерения, когда уходил. Ну а я
просто держал уши раскрытыми…»
Винитар хорошо разбирался в картах и даже сам их составлял,
когда служил Стражем Северных Врат страны Велимор. Может, именно это и подвело
его: он удовольствовался скупым Хономеровым наброском, а теперь весьма сожалел,
что не разыскал в дополнение к карте хоть какого-нибудь местного проводника. С
живым человеком можно поговорить, расспросить его и узнать, что лежит за
пределами разрисованного пергаментного клочка. Можно расположить его к себе,
убедив, что попросту любопытствуешь и вовсе не имеешь намерения грабить нищие
рыбацкие деревушки на островах. Можно и припугнуть, если другого выхода не окажется…
Ну а что прикажете делать с убогим листом, который всё равно ничего нового не
поведает?..
