Тем временем по дальнюю сторону Круга Ригномер Бойцовый
Петух переходил от одной кучки зрителей к другой, с кем-то здороваясь и
пересмеиваясь, кого-то по обыкновению задирая. Завсегдатаи боёв могли бы
порассказать, что в былые времена, когда Ригномера в городе знали похуже, дело,
случалось, доходило и до драк, ибо забияка-сегван особенно охоч был поддевать
родичей и друзей хозяев собак, как раз сошедшихся на Кругу. Кулачных сшибок
Ригномер не боялся, даже наоборот, весьма радовался удалой молодецкой потехе и
редко таил зло против какого-нибудь местного силача, выбивавшего ему очередной
зуб. Тут надобно пояснить, что добрые тин-виленцы сами знали толк в охотницких
рукопашных забавах, так что желающий схлестнуться на кулаках отказа, как
правило, не встречал. Но – стоит ли отвлекаться мелкими сварами от благородного
зрелища храбрых собак, состязающихся в крепости духа и мышц?..
Определённо не стоит.
А для кого честь и красота суть пустой звук, тот пускай
убоится. Безлепию на пёсьих боях не бывать!– так сказал Младший Брат
великого Сонмора, ночной правитель славного города. Кто такой этот Брат и его
Младшая Семья, властвовавшая в ночи, когда кончанские старцы укладывались
почивать, – в Тин-Вилене не спрашивали. Не потому, что не принято было
спрашивать. Просто – и так все знали.
По этой причине, между прочим, Ригномер Бойцовый Петух возле
Круга злословил дерзновенней обычного. Понимал, что навряд ли удостоится
немедленного отпора. Зато после!.. Уж то-то будет что друг другу припомнить! И
в особенности после восьмой кружечки пива!..
Однако сегодня люди, лучше прочих знакомые с норовом
Ригномера, обращали внимание, что вид у сегвана был необыкновенно значительный.
Ну ни дать ни взять проведал некую тайну, о которой простым смертным
подозревать-то не полагалось. Проведал – и собрался её обнародовать в самый
неподобный момент, дабы вернее всех ошарашить. Опытные тин-виленцы по
достоинству оценили движение, которым он крутил и дёргал усы, и поглядывали на
Ригномера со смешливым любопытством. Забияку с Островов в городе не сказать
чтобы любили, но не питали к нему и особенной неприязни. Как ни крути – без
подобного рода людей оказывается скучновато. Что-то у него на уме в сегодняшний
раз? Собаку достал какую-нибудь необыкновенную и собрался нежданно для всех
выпустить в Круг?..
Пока вроде бы к тому всё и шло.
– Вы здесь, в Шо-Ситайне, ни Хёгговой чешуйки не
смыслите в настоящих боях! – приглушённо, дабы не навлечь ненужного
недовольства, доказывал он почтенному вельху, корчмарю Айр-Донну. – Тошно
смотреть, как эти твари, которых вы по ошибке называете боевыми собаками,
мусолят друг друга за шкирки. Вот у нас, на Островах, как сойдутся, так уж
сойдутся! Покуда кишки один друг другому не вырвут, нипочём не разнимешь!
«Коли тошно смотреть, так и не смотри. Да другим удовольствие
не порти», – мог бы сказать ему Айр-Донн. Но он не зря был добрым
корчмарём. Он ответил сегвану вежливо:
– Прости, уважаемый, если я чего-то не понимаю. Сам я
на Островах никогда не бывал и, милостью Трёхрогого, никогда туда не поеду, ибо
я веду свой род из тёплых земель и навряд ли вынесу непрестанный мороз, царящий
во владениях твоего племени. Но я слышал от опытных и заслуживших всяческое
доверие путешественников, будто у себя на родине вы разводите крепконогих лаек,
чтобы они таскали по снегу саночки с людьми и поклажей…
– Это так, – важно кивнул Ригномер. – Ну и
что?
– Так не объяснишь ли ты мне, каким образом сумеют,
скажем, шесть ваших лаек сообща тянуть сани, если они только и думают, как бы в
брюхе друг у дружки пошарить?
Сегван расхохотался до того громко и весело, что было слышно
даже сквозь рык кобелей, сцепившихся на Кругу, и возгласы зрителей,
стремившихся подбодрить бойцов.
– Это верно, корчмарь! Тебе не откажешь в
осведомлённости! Радостно, что даже и этой Богами забытой дыры достигла слава
наших ездовых псов. Но когда длиннобородый Храмн создавал здешний уголок мира,
Он, верно, успел уже утомиться. Оттого Он не пожелал, чтобы здесь обитали
воистину крепкие да грозные люди и звери! Овечьи пастухи Шо-Ситайна называют
своих псов волкодавами, но, поверь мне, тутошняя собачня даже издали не видала
настоящего волка! Те, которые бегают здесь по степи, это, чтобы хуже не
сказать, не волки, а сущая мелюзга! Их сравнивать с Истинным Зверем, вправду
заслужившим название волка, – что салаку равнять с зубастой форелью!
Понимаешь, о чём я толкую? Те премудрые землепроходцы хоть раз говорили тебе,
вельх, про волков с наших северных побережий?.. Чтобы такого одолеть, потребны
не корноухие шавки с вашего Круга, но истинные бойцы, усердные и бесстрашные в
схватке! Такие, которые родятся только у нас! «Достойные имён» – вот как мы их
называем!
Выпалив единым духом столь длинную речь, Бойцовый Петух
гордо разгладил густую русую бороду. Он глядел победителем, но Айр-Донн, нимало
не смутившись, только пожал плечами. Он сказал:
– Пастухи рубят щенкам уши и хвосты, чтобы не мог
схватить враг и не цеплялись мерзкие колючки, раздражающие тело. Но, поверь
мне, это никого не делает шавками. И осмелюсь напомнить тебе, господин мой, что
в степях Шо-Ситайна водятся не только волки, показавшиеся тебе мелковатыми…
Видишь пса, в чьём меху греет ноги Непререкаемый? Его кличка Тхваргхел, сиречь
Саблезуб. Ему ещё не исполнилось года, когда к стаду подобралась гиена, охочая
до нежных ягнят. Но стадо стерегли чуткие псы, и гиена отправилась дальше,
туда, где, как ей показалось, ждала добыча полегче. Она унюхала палатку, а
рядом с палаткой… Видишь там, в Кругу, юношу, облечённого достоинством Младшего
Судьи? Это самый последний сын Непререкаемого. Тогда он был совсем маленьким мальчиком.
И гиена отважилась напасть на него, поскольку щенок, игравший с мальчиком, не
показался ей противником, которого стоило бы опасаться. Но Тхваргхел встал у
неё на пути! Когда прибежал хозяин и с ним матёрые приотарные псы, он лежал
страшно израненный, но не выпускал задушенную гиену. Задушенную! А ему, повторю
тебе, тогда ещё годика не исполнилось. И надо ли говорить, что мальчик,
которого он защитил, не получил даже царапины… Ну, то есть я совсем не желаю
приуменьшить доблесть и достоинство твоих островных псов. Я не знаю и не желаю
знать, что за чудовищ рождает ваша скованная льдами земля, но нисколько не
сомневаюсь, что уж с гиеной-то «достойные имён» совладали бы без труда. И не
только кобели, но даже и суки…
Люди, стоявшие поблизости, позже с удовольствием
рассказывали знакомым, что Ригномер испытал пусть кратковременное, зато самое
настоящее замешательство. И то верно! Вежливый корчмарь вряд ли богател бы год
от года, как это до сих пор у него получалось, если бы не умел должным образом
разговаривать с такими вот Ригномерами и ещё с кем похуже. И улыбаться им так,
чтобы не дать никаких поводов для обиды. Да при всём том от своего не отходить
ни на пядь.
Что же касается гиен, то полосатые шкуры время от времени
вывешивали на торгу. Люди, приходившие на торг в сопровождении домашних собак,
старались обходить шкуры подальше: даром ли говорят опытные охотники, будто
пёс, наступивший на тень гиены, разом лишается и смелости, и чутья! Ростом и
весом такая зверюга нимало не уступит матёрому кобелю местных пород, а силой
челюстей, пожалуй, и превзойдёт. Заявить этак небрежно, что, мол, некий пёс
брал гиен дюжинами, – людей насмешить.
