Ко мне Джуд повернулся, еще сильнее прищурившись, и я поняла, что просто напряжение не снять.
– Я не про сраную йогу, – отозвался он, сунув мне под нос газету. – А про эту срань.
Я снова взглянула на фотографию и поморщилась. Папарацци сделал отменный снимок: будь у меня волосы тона на два светлее, а титьки размера на три больше, я сошла бы за модель для «Плейбоя».
– Ах, ты про эту срань, – проговорила я, надеясь, что мои родители никогда не увидят этой фотографии. – Да, это неприятно!
– Неприятно? – переспросил Джуд, огорошенный моим безразличием.
На самом деле я жутко злилась, только что мне было делать? Мое фото в газете, газета – бог знает в скольких тысячах портфелях и почтовых ящиках. Если я потеряю самообладание, как поведет себя Джуд? Мне следовало держать себя в руках ради него, одному ему явно не справиться.
– Это неприятно? – еще раз повторил Джуд. – Люси, тебя голую выставили на обозрение всему миру! Сегодня ночью моя невеста будет в фантазиях всех задротов страны. И на это ты говоришь «неприятно»!
Прежде чем ответить, я досчитала до пяти, ведь ответ, который вертелся на языке, спокойствия не восстановил бы – реакция будет обратной. «Спокойно! Спокойно! Спокойно!» – наставляла я себя.
– А что ты предлагаешь? – поинтересовалась я, стараясь говорить бесстрастно. – Как я должна себя вести? Если не «неприятно», то какое слово ты предлагаешь?
«Отлично, Люси, сдерживай свой темперамент!»
– Это гребаная война! – изрыгнул Джуд, и глаза у него были чернее черного. Черт, давно я не видела его таким…
Джуд вынул из кармана сотовый, набрал номер и тут же двинулся к торговому автомату. Он мог и разбить его, и поджечь. Когда Джуд бесится, не определишь, что у него на уме. Точно я знала одно – хорошего не жди.
Однако следующий поступок Джуда был абсолютно неожиданным. Он бросил несколько монет в автомат, но громить его не стал, а вытащил газеты и сунул под мышку. Ясно, он бесится, и не просто бесится, а сходит с ума. Такой вариант ничуть не лучше, а может, и хуже.
– Джуд! – прошипела я, свирепо глядя на остановившихся любопытных. – Какого черта ты творишь?
– Забираю все газеты в этом автомате, – ответил Джуд, отправляя всю купленную партию в урну. – Потом я разыщу все автоматы в аэропорту и сделаю то же самое. Потом – все автоматы в городе и уничтожу все газеты, кроме той, что у меня.
У меня челюсть отвисла.
– Хаммон! – заорал Джуд в телефон, и я пожалела его собеседника. – Ты видел утреннюю газету?.. – Лицо у него потемнело. – Если не порвешь первую страницу прямо сейчас, к обеду я найму другого агента.
На пару секунд Джуд затих – Хаммон что-то говорил и наверняка вырывал страницу из газеты. Учитывая годовой оклад Джуда и его многолетний контракт, лет через пять Хаммон вполне может уйти на покой, если будет вести себя правильно с Джудом Райдером.
– Порвал? – спросил Джуд, сложив руки на груди.
Господи, он и впрямь ждал, когда Хаммон порвет это порно!
– Сейчас мы закончим разговор, и ты выяснишь имя, адрес, телефон редактора и владельца газеты, а еще хренова автора статьи и фотографа, которому не жить.
Вот так всегда: стоит мне только подумать, что Джуд научился справляться со своим темпераментом, как он опять разошелся. Нрав у него – как вулкан: большую часть времени дремлет, но когда просыпается, то держись. Не секрет, что причины этой вспыльчивости надо искать в прошлом Джуда, только ведь решать ему, управляет его жизнью гнев или он сам. До сих пор Джуду удавалось сдерживаться, по крайней мере контролировать себя, но сейчас он распоясался не на шутку.
Хаммон сразу что-то ответил.
– Вот умница! – похвалил Джуд. – Пора отрабатывать комиссионные. – Он отсоединился, сунул телефон в карман и хмуро уставился в пол.
Джуд кипел от гнева, он потерял контроль над собой и целиком отдался злости. Как же утихомирить его? Я понимала, что поможет тут только чудо.
Что же я выбрала из всего богатейшего лексикона?
– Гиббоны, – сказала я.
Джуд испугался так, словно я скинула одежду и голой понеслась по терминалу.
– Гиббоны, – повторила я, если изображать идиотку, то до конца. Тем более что глаза у Джуда уже немного посветлели.
– Люси! – Джуд шагнул ко мне и положил ладонь мне на лоб. Меня бы это взбесило, если бы он не казался искренне взволнованным.
– Со мной все хорошо, – заверила я. – Правда.
Джуд притянул меня к себе, продолжая разглядывать.
– Тогда что ты бормочешь?
– Гиббоны, – повторила я.
В глазах у Джуда снова мелькнуло беспокойство.
– Гиббоны? – медленно переспросил он.
Я кивнула.
– Что еще за гиббоны, черт подери?!
Пока мой безумный план заманить чертей Джуда обратно в клетку работал.
– Это обезьяны, – пояснила я, обняла Джуда и почувствовала, что у него напряжена каждая мышца. – В детстве я смотрела на них в зоопарке.
Джуд поднял руку.
– Люси, меня очень интересуют все детали твоего прошлого, но, черт подери, как гиббоны связаны с фотографией твоих сисек на первой странице газеты?!
– Если успокоишься хоть на минутку, то узнаешь, как гиббоны связаны с моими титьками.
Джуд притих. За годы нашей совместной жизни он многому научился.
– Мне рассказывали, что гиббоны в основном моногамны. Они выбирают себе пару и живут вместе до конца жизни. Они заботятся друг о друге – защищают, кормят, чистят и так далее. Причем такую заботу проявляют и самец и самка, половых различий нет.
Джуд насупился.
– Пары живут в собственном мирке, и никому, даже другим гиббонам, не позволено в него вторгаться. Они обособляются, их мало заботит, что происходит снаружи.
Тут морщины на лице у Джуда разгладились. Пока он смотрел на меня, глаза у него посветлели от стального до серебристо-серого. Когда он погладил меня по щеке, я поняла: мой бред подействовал на его злость нейтрализующе.
– Люси, ты хочешь сказать, что мы гиббоны? – спросил Джуд. Уголки его рта поползли вверх.
Я улыбнулась: мой Джуд вернулся.
– Ты, наверное, гиббон. Волосатый гиббон.
Мы засмеялись, и Джуд потянулся к моим губам.
– Иди ко мне, мой красивый, умный, сексуальный гиббон!
– И спокойный, – добавила я в перерывах между поцелуями. – Я спокойный гиббон. – Больше мне сказать ничего не удалось: не позволили жадные губы Джуда.
Джуд целовал меня и приходил в себя. Его гнев растворялся в каждом движении наших губ, в каждом прикосновении языков.
