В 1986 году я окончил школу и работал в музыкальном магазине Bleecker Bob’s в Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке. Еще там работал парень по имени Тэд. Он был вегетарианцем. В 1970-е он занимался йогой с Амритом Десаи, читал много философских книг и продавал МДМА. В то время мой образ жизни полностью выходил за рамки здорового и был основан на «Биг Маках», пицце, капучино, газировке, пиве, текиле и сигаретах. Это была моя обычная диета. Я ел овощи только в составе томатного соуса на пицце или если это были лист салата, маринованный огурец и помидор в «Биг Маке». Тед рассказал о вегетарианстве, и я подумал: «Звучит замечательно. Думаю, я бы хотел быть здоровым». И начал со следующего дня. В первый месяц я не знал, что есть, и питался салатом айсберг, яблоками и рисовыми пирожными. Понемногу я научился готовить несколько макробиотических блюд из книги, которую нашел. Это была книга «Макробиотический путь» Мичио Куши. В ней также были описаны упражнения, которые Куши рекомендовал выполнять, чтобы поддерживать поток энергии в теле. Я попробовал их, не зная, что это были, по сути, позы йоги. Так я пришел к йоге.
Скоро цвет моей одежды с черного сменился на белый, волосы отросли (и, заплатив немалую сумму, я вернул им цвет, максимально близкий к моему естественному рыжему), музыкальные вкусы изменились, и стиль жизни радикально преобразился. Вместо того чтобы возвращаться домой к шести утра, я начал вставать в пять или шесть, чтобы заниматься чантингом и медитацией. Это была новая идентичность, новая история. Я полагал, что все это приблизит меня к ответу на вопрос: кто я? Проблема всех идентичностей в том, что они будут вас ограничивать. Независимо от того, насколько они благонамеренные, ваша привязанность к ним будет барьером. Считая себя йогином, духовным практиком, я всего лишь создал еще одну ложную идентичность. Она позволяла мне считать, что я знаю лучше, чем те, кто не придерживается вегетарианской диеты, не занимается йогой и не медитирует. Любой рассказ – это ограничение, любая история иллюзорна, любое повествование сковывает нас авидьей. Единственная история, которая ведет к освобождению и которую мы можем рассказать себе, – это та, в которой нет сюжета. Если в течение дня мы можем просто смотреть истории, возникающие в нашем уме, и не отождествляться с ними, ум станет очень тихим. Мысли не могут обитать в уме, который в них не вовлекается, а мысли – это истории. Самая непростая история, которую можно себе рассказать, – это история о том, что мы не являемся телом, поскольку большинство наших ошибочных повествований произрастает из идентификации с телом.
Великие эпосы традиции индуизма объемны, подробны, характерны сложностью сюжетных переплетений и полны историй, изобилующих моральными дилеммами и злодеями, которые часто достаточно добры. Дело не в том, что истории – это плохо. Но если мы не осознаем, как сами создаем их, они начинают связывать нас ограничениями. Привязанность к нашим историям может напоминать жизнь во мгле либо быть категорическим отрицанием нашей истинной природы. Это в какой-то момент приводит нас к ощущению, что мы не живем в гармонии со своим высшим «я». Джеймс Болдуин отразил боль этого конфликта и описал проблему авидьи очень понятно: «Коллизия между представлением о себе и реальным “я” всегда очень болезненна. Можно поступить с ней двумя способами: встретиться лицом к лицу с этим конфликтом и попытаться стать тем, кто ты есть; или отступить и постараться остаться тем, кем ты считал себя, той фантазией, которая неминуемо приведет к погибели»
[50]. Доктор Роберт Свобода рассматривает асмиту в другом ключе, мягком и более практичном. Он говорит: «Важно иметь здоровую историю о себе. Важной частью здоровой истории является понимание того, что придает смысл жизни, и что вы делаете, чтобы актуализировать его»
[51].
Асмита, в этом понимании, может стать способом исследования своего жизненного предназначения посредством повествования о личности. Она поможет выяснить, живем ли мы в соответствии с этим предназначением. Невролог и психиатр Виктор Франкл, переживший Холокост, обсуждает похожий взгляд на развитие здоровой истории в своем всемирно известном и разошедшемся многомиллионными тиражами бестселлере «Человек в поисках смысла». Его идея состоит не в том, что жизни присущ определенный смысл, а в том, что жизнь чего-то требует от нас. Если мы правильно отвечаем на это требование, мы открываем смысл в своей жизни. Он говорит: «Не нужно искать абстрактный смысл жизни… Не нужно спрашивать, в чем состоит смысл человеческой жизни. Скорее, нужно понять, что вопрос этот направлен самому человеку. Одним словом, этот вопрос задает человеку его жизнь, и ответить он может только своей собственной жизнью… Смысл жизни меняется, но никогда не перестает существовать». Это очень здоровый подход к асмите, к развитию здоровой истории о себе. Такая история не сконцентрирована на самой личности, а чувствительна по отношению к миру и смыслу жизни в его изменяющихся условиях.
Рага и двеша
Наши истории делятся на две основные категории: о том, что нам нравится, и что нам не нравится.
Как сказал Третий Дзен Патриарх в своих «Записях о вере в ум»:
«Великий путь не труден для тех, у кого нет предпочтений.
Когда нет ни любви, ни ненависти, все становится ясным и явным.
Однако стоит сделать небольшое различение,
И небо и земля бесконечно разделены.
Если хочешь увидеть правду, откажись от мнений за и против.
Противопоставление того, что ты любишь, тому, что не любишь, – это болезнь ума».
Болезнь ума – это авидья, незнание своей природы; наши мнения – это асмита, ложная история о самом себе; асмита определяется нашими предпочтениями: рага и двеша.
Рага и двеша – это привязанности. Когда нам что-то нравится, мы привязаны к своей симпатии, когда нам не нравится какая-то вещь, мы привязаны к своей антипатии. Мне нравится кофе, я не люблю зеленый чай; мне нравится йога, а бокс – не особенно. Если что-то наполняет нас удовольствием, то другое, возможно, наполняет нас чувством отвращения или ощущением превосходства. Иногда мы пытаемся смягчить неприятие и говорим что-то вроде: «Эта песня/еда/человек не для меня…» В то же время мы точно так же уверены, что другие вещи совершенно точно для нас. Мы часто думаем, что привязанности – это то, что нам нравится, но те вещи, которые мы не любим и твердо намерены продолжать не любить, – это тоже привязанности. Неприятие чего-либо может доставлять нам огромное удовольствие! Не стоит думать о том, что удовольствие – это хорошо, а отвращение – плохо. И то и другое является привязанностью к способам, которыми мы питаем ложное чувство своей индивидуальности и утверждаемся в ней.
Другой вариант – развить равнозначную привязанность ко всему и всем. Однажды я навещал своего друга, философа из южной Индии Перумала Раджу. В своих философских рассуждениях с ним я мимоходом упомянул непривязанность. Он рассмеялся и сказал: «Я не верю в непривязанность и предпочитаю иметь одинаковую привязанность ко всему, что вижу во Вселенной Господа, хорошему и плохому». Я был шокирован этим заявлением. Оно противоречило всему, что я слышал в мире йоги до этого момента. Он говорил о том же, что и третий патриарх дзен: «Когда нет ни любви, ни ненависти, все становится ясным и явным».
