– Я, ваше благородие, – почтительно отозвался Дмитрий, заметивший, как на плечах того блеснули золотом погоны. – Минный кондуктор Будищев с матросами.
– Даже так, – удивился тот. – А какого, простите, чёрта, вы тут делаете?
– Пароход свой ждем, – невозмутимо отвечал ему моряк.
– Какой ещё пароход?
– «Баку». Мы отстали, пока сдавали груз в порту.
– Вот оно что, – сообразил офицер. – А стреляли за какой надобностью?
– Вот эти злобные клоуны зачем-то напали на меня, размахивая острыми предметами. А я, знаете ли, как и все моряки, человек мирный и богобоязненный. Не люблю этого.
– Всех положили?
– Вон тот, в сторонке, должен быть жив. Я его просто оглушил.
– Что в тюках?
– Точно не знаю, но судя по времени и месту, нечто украденное на наших складах.
– Вполне вероятно, – согласился казак и наконец-таки спешился.
В этот момент их с Будищевым окружили прочие верховые с факелами, и они смогли рассмотреть друг друга. Офицер в форме Таманского полка и с погонами хорунжего был молод, подтянут, и вообще, что называется, хорош собой. Впечатление немного портило надменное выражение лица и тонкие в ниточку усы над верхней губой. Судя по всему, он был записным сердцеедом и лишил покоя не одну представительницу прекрасного пола.
– Вам повезло, юнкер, – покровительственно похлопал он Дмитрия по плечу.
– Ага, – широко улыбнулся ему тот. – Есть Бог на свете!
– Кстати, вы для моряка недурно стреляете.
– Стараюсь, – улыбка Будищева стала ещё шире.
Хорунжий немного удивился такой реакции, но, списав её на возбужденное состояние нового знакомого, только едва заметно пожал плечами и снова вскочил в седло.
– Вам надлежит немедля представиться здешнему коменданту полковнику Арцишевскому и сделать доклад по поводу данного происшествия, – глядя сверху вниз, заявил он, после чего наконец-то представился: – Я его адъютант, корнет Бриллинг.
– Я знаю, – едва слышно прошептал Будищев, и, скрывая ставшую совсем уж плотоядной улыбку, изобразил поклон.
– Честь имею!
– И вам не хворать.
Арцишевский оказался низеньким толстяком с пышными запорожскими усами. Обычно его лысина скрывалась от посторонних под мохнатой кавказской папахой, но сейчас она тускло блестела в свете масляных фонарей, придавая своему владельцу немного комический вид. Тем не менее с лица его не сходило суровое выражение лица, отчего он казался человеком строгим или даже жестоким. Однако стоило ему улыбнуться, как это впечатление совершенно пропадало, и перед собеседником представал совершенно иной типаж, лишенный какой-либо свирепости.
Впрочем, став комендантом Чигишляра, он действительно уделял много сил борьбе с плутнями и злоупотреблениями местных торговцев. А поскольку в средствах он при этом нисколько не стеснялся, не приходится удивляться той репутации совершеннейшего людоеда, каковую он имел среди здешних торговцев. История с коммерсантом, в которого казаки силком залили некачественную сельтерскую воду, была чистой правдой. Говорят, бедолага потом сошел с ума, поскольку ему постоянно мерещилось, что из него выливается эта тухлая эссенция, но, что интересно, это была ещё не самая суровая расправа. Другого «комбинатора», упорно не желающего сознаваться в своих прегрешениях, подчиненные полковника заставили принимать хинный порошок
[88], не давая при этом воды. Выжил ли этот несчастный, история умалчивает, но местные армяне были уверены, что нет.
– Кто таков? – строго спросил он представшего перед ним не успевшего толком привести себя в порядок Дмитрия.
– Минный кондуктор Будищев! – четко отрапортовал тот.
– Давно служишь, морячок? – высоко приподнял бровь комендант.
– Ещё и года нет, ваше высокоблагородие.
– Откуда же столько Георгиев?
– С турками воевал.
– Ишь как, – ухмыльнулся в усы полковник. – Я вот тоже воевал, а крестов у меня поменее твоего. И как же случилось, что ты воров среди ночи пострелял?
– Нечего было ножиками своими размахивать.
– Это верно. Ну что сказать, – молодец! Я давно знал, что тянут, сукины дети, со складов, но за руку никак схватить не получалось. Всё думал, что они торговцам тутошним таскают на продажу, а оно вишь как. Прямиком в море и шито-крыто… Хвалю!
– Рад стараться, ваше высокоблагородие!
– Командиру твоему сообщу о геройстве, тут уж будь покоен. Если просьба какая есть, говори. Смогу – уважу, а если нет – не обессудь.
– Господин полковник, – решился Будищев. – Дело в том, что я не состою в команде транспорта «Баку», а приписан к батарее митральез, которая скоро должна прибыть сюда. Разрешите дождаться её здесь. А то, пока сходим в штаб флотилии в настоящем Баку, пока вернемся, генерал Скобелев уже того и гляди Ахал-Теке возьмет.
– Даже не знаю, – озадачился комендант. – Я, братец, моряками не командую. Могу, конечно, походатайствовать перед вашим командиром, но если не отпустит…
– Отпустит, – убежденно заявил Дмитрий.
– Да? – удивленно приподнял брови Арцишевский и, видимо, придя к какому-то выводу, лукаво усмехнулся и с легким малороссийским выговором спросил: – А придачу за тебя, бiсов сын, он давать не будет?
– Не продешевите, ваше высокоблагородие, – одними глазами улыбнулся в ответ кондуктор.
– Господин полковник, – с бесцеремонностью, свойственной многим адъютантам, прервал их беседу Бриллинг. – Осмелюсь доложить, что на наш рейд пришли пароходы и подают сигналы.
– «Баку» и «Почтовый»?
– Так точно.
– Добре, – пробурчал комендант и кивнул юнкеру, давая понять, что аудиенция завершена.
Выйдя из палатки, одновременно заменявшей Арцишевскому штаб, комендатуру и канцелярию, Дмитрий поспешил на пристань. Переведут его на берег или нет, а отчитаться о проделанной работе придется в любом случае. Подчиненные, то бишь матросы во главе с разбитным Макаром, уже ожидали его там, веселя солдат своими чумазыми от нефтяной копоти физиономиями.
– Вы бы хоть морды умыли! – буркнул он им.
– На себя посмотрите, господин кондуктор, – прыснули они.
– Что правда, что ли? – нахмурился юнкер, обеспокоенно вспомнив усмешки, с которой его встречали в штабе Арцишевского.
– Всё нормально, – поспешил успокоить его Макар. – Только на виске чуть и на ухе.
– Тьфу ты, пропасть! А вы, небось, и рады, бестолочи, что я к полкану пошел с чумазой физией…
– Никак нет, господин кондуктор!
– Ладно, проехали. Только учтите, что я человек хоть и не злопамятный, но память у меня хорошая, и добрым ещё никто не называл. Так что ждите награду.
