– Господи, как я вам завидую! – с жаром воскликнул гардемарин. – Мы в корпусе просто изнывали от желания принять участие в боях, а вы там были и сами все видели.
– Хватит сражений и на ваш век, – скупо усмехнулся Дмитрий.
– Только не у нас на Каспии, – поморщился его собеседник. – Наша стезя – перевозить грузы и охранять промыслы. Так вся жизнь пройдет мимо.
– Кстати, все хочу спросить. Как вас угораздило попасть сюда?
– Как вам сказать, Дмитрий Николаевич. Кому-то надо было, вот жребий и выпал…
– Плохо учились?
– Вовсе нет! – вспыхнул молодой человек. – То есть я был, конечно, не самый лучший ученик, и моё имя не выбьют на мраморе в вестибюле корпуса, но, клянусь честью, было немало получивших куда худший балл, но распределенных в Кронштадт или Севастополь.
– Мохнатой лапы нет?
– Какое странное выражение… впрочем, смысл вполне понятен. Вы правы, протекции у меня нет.
– Бывает.
– А вы?
– Что я?
– Как вы получили назначение в нашу дыру?
– Превратности судьбы.
– Но вы же изобретатель! Почти ученый. Друзья по корпусу писали мне о ваших работах. Один беспроволочный телеграф чего стоит…
– Ну, это не единственное мое преступление перед человечеством, – усмехнулся Дмитрий.
– О чем вы? – широко распахнул глаза Александр.
– Неужели ваши друзья не писали вам о других моих работах?
– Вы про митральезы фабрики Барановского? Да, я слышал, что вы тоже приложили к ним руку, но…
– Сейчас на Балтике формируется целая батарея из пулеметов, и скоро она будет здесь.
– Здесь?! Погодите, вы хотите сказать, что она предназначена для экспедиции Скобелева?
– Именно.
– Боже мой! Как бы я хотел принять участие в этом предприятии! Увидеть Михаила Дмитриевича, этого по-настоящему великого человека! Побывать в бою…
– Подставить грудь под пули, – с усмешкой добавил Будищев.
– Да! Непременно! Это ведь куда почетнее, чем возить по морю муку, крупу и прочие припасы.
– Без них тоже не повоюешь.
– Я знаю, но душа просит подвига. Настоящего дела!
– Как говорил наш полковой священник, отец Михаил: «ищущие да обрящут».
– Ваши бы слова, да Богу в уши, Дмитрий Николаевич.
– Ну, так высоко у меня не получится, – засмеялся тот, – а вот Макарову замолвить словечко могу.
– Вы с ним знакомы?
– И со Скобелевым тоже, правда, не столь близко.
– Будищев! – восторженно завопил Майер. – Я вас люблю!
– Тише ты, – едва не поперхнулся кондуктор. – А то люди услышат и черт знает что подумают!
– Пусть слышат! Пусть все знают, что вы – самый лучший человек на всем белом свете! – пылко провозгласил Александр, а потом спохватился и уже без пафоса поинтересовался: – А что именно подумают?
– Ничего, – лучезарно улыбнулся Дмитрий. – Не берите в голову.
Вообще, молодые люди быстро подружились. Юного гардемарина ещё не успела затянуть окружающая его рутина, и он жадно тянулся к новым знаниям, охотно делясь в ответ своими. Будищева же подкупала в нем искренность и полное отсутствие свойственного многим морским офицерам снобизма.
На пятый день однообразного плавания «Баку» дошлёпал своими большими колесами до Александровска и встал на якорь. Здешняя бухта, по словам Майера, была одной из самых удобнейших на Каспии. Впрочем, Дмитрия подробности гидрографии не заинтересовали, а сам город вызвал любопытство только как база будущей экспедиции. Он уже хотел было испросить у старшего офицера разрешения сойти на берег, но тот совершенно неожиданно вызвал его сам.
– Будищев, поскольку вам совершенно нечем заняться, возьмите четверых матросов и доставьте в здешний госпиталь груз.
– Слушаюсь.
– Приступайте.
– Разрешите взять с собой…
– Майера? Сколько угодно. Только смотрите, не опоздайте. После третьего гудка «Баку» вас ждать не станет.
Строго говоря, Дмитрий имел в виду Шматова, но, подумав, решил, что его он может взять с собой и без разрешения. А вот гардемарин, если оставить его на корабле, может смертельно обидеться.
Майер, которого он все чаще называл просто Сашкой, воспринял предстоящую прогулку с восторгом. Как оказалось, его не слишком часто отпускали в увольнения, и он был безумно рад просто оказаться на берегу. То же можно было сказать и о Фёдоре. Никогда раньше не ходившего по морю парня сильно укачивало, и хотя он крепился, прогулка по твердой поверхности ему явно не помешала бы.
Матросы, несмотря на жару, тоже были не прочь побывать в городе. Закинув на плечи тюки с медикаментами, они, весело переговариваясь, бодро пошагали вслед за Будищевым и Майером. Последним шел ещё зеленый после качки Федя.
Впрочем, ничего особо интересного в Александровске не было. Город группировался вокруг пристани, на которой громоздились горы рельс, шпал и почему-то верблюжьих седел. Очевидно, их запасли как раз для экспедиции, но откуда возьмется такое количество животных, было решительно непонятно.
Ещё одной достопримечательностью были два больших опреснителя, поочередно работающих и снабжающих город пресной водой. По словам местных, отсутствие природных источников воды было одним из самых главных недостатков города.
Справа от пристани возвышался большой по здешним меркам двухэтажный красивый дом с балконами, служащий резиденцией начальника Закаспийского отдела. Перед крыльцом стояли две будки, в которых прятались от изнуряющей жары часовые. Рядом расположились маленькая деревянная церковь и несколько домов местных чиновников. Чуть дальше каменное здание казарм и госпиталь, для которого, собственно, и предназначался их груз. Все это было окружено каменной стеной с бойницами. Остальные здания, вроде почты, телеграфа, лавок, офицерского клуба и единственной мало-мальски приличной гостиницы, находились вне ограды.
Собственно, большинство домов в Александровске представляли собой стоящие рядами кибитки кочевников. И даже главная улица в городе называется – Кибиточной. В одних проживали офицеры, в других приезжие коммерсанты, в третьих рабочие. Кое-где встречались следы попыток разбить сады, так и оставшихся безуспешными.
Добравшись до места, взмокшие от груза и жары матросы осторожно опустили свою поклажу на землю и, не найдя тени, присели рядом.
– Есть кто живой? – крикнул Дмитрий, постучав в дверь.
Так и не дождавшись ответа, он заглянул внутрь и едва не столкнулся с каким-то седоусым служителем в белом халате поверх формы. Судя по важности, с которой тот себя держал, это был фельдшер.
– Что вам угодно-с? – сурово спросил он.
