– Ну да. Когда надо – камердинер, когда надо – конюх. Федей звать.
– Да мне по хрену, как его звать! – рыкнул Гусев и добавил ещё пару мудреных фраз, выдававших крайнюю степень недоумения.
Пока он ругался, Будищев стоял перед ним навытяжку и преданно ел глазами, имея вид лихой и придурковатый. Очевидно, это сыграло свою роль, потому что командир вскоре смягчился и посмотрел на новоприбывшего ещё более внимательно.
– Надо же, какие сановные люди служат в Минном отряде!
– Никак нет, ваше высокоблагородие!
– Ладно. Море покажет, кто вы есть на самом деле. А теперь отправляйтесь к старшему офицеру.
– Есть! – отдал честь юнкер и, развернувшись, вышел прочь, думая про себя «к чифу так к чифу»
[76].
«Старшой» оказался круглолицым толстяком с суетливыми повадками и капитан-лейтенантскими эполетами. Возможно, он ещё не потерял надежду ухватить птицу удачи за хвост, и потому старался содержать корабль в образцовом состоянии, щедро вставляя фитили нерадивым подчиненным, а при случае не скупясь и на зуботычины для матросов. Фамилия его была Маслов.
– Весьма рад, – коротко ответил он на приветствие и, быстро вникнув в суть дела, распорядился: – Жить будете с Майером. Это наш гардемарин. Столоваться с ним же. Слуга может разместиться вместе с матросами. Внесете за него положенное ревизору.
– Благодарю.
– И прошу запомнить. Беспорядка я не потерплю!
– Слушаюсь.
На этом церемония представления была окончена. Первый же матрос, попавшийся на глаза зоркому старшему офицеру, был послан проводить господина кондуктора в отведенную ему каюту, а сам толстяк покатился в противоположном направлении, выискивать нарушения и немедленно наказывать виновных.
– Вот тут господин гардемарин обитают, – почтительно указал на дверь провожатый.
– Спасибо, братец, – поблагодарил моряка Будищев и постучал в дверь, но так и не дождался ответа.
– Так они «собаку»
[77] отстоямши и теперь спят, – усмехнувшись, пояснил матрос. – Так что проходите, наш барчук не из гонористых.
Дмитрий в ответ только пожал плечами и дернул на себя легко открывшуюся дверь. Внутри каюта оказалась неожиданно просторной. Очевидно, она предназначалась для большего числа людей. Несмотря на раздраенный иллюминатор, в ней было довольно душно. Из мебели только полка на стене, прикрученный к палубе стол да две табуретки, традиционно именуемые на флоте банками. Спать обитателям полагалось на подвесных, как у матросов, койках, набитых пробковой крошкой. В данный момент к потолку была подвешена только одна, и в ней, невзирая на духоту, сладким сном почивал будущий офицер Российского флота. «Ну, хоть не храпит», – хмыкнул про себя кондуктор и с интересом огляделся в поисках места для своего багажа.
– Сюда, что ли? – спросил слегка обескураженный от обилия новых впечатлений Федор и грохнул чемоданы на пол.
– Тише ты, – шикнул на него Дмитрий. – Не видишь, человек спит?
– А… что? – дернулся разбуженный гардемарин и едва не выпал из своего кокона, но все же сумел сохранить равновесие.
– Простите великодушно, – извинился Будищев. – Мы не хотели вам мешать…
– Ничего-ничего, – отозвался тот, и, легко вскочив, первым из всех новых знакомых Дмитрия протянул ему руку. – Гардемарин Майер. Александр Александрович.
Юноша был шатеном чуть выше среднего роста, худощавого телосложения с правильными чертами лица. Румяных как у девушки щек ещё не касалась бритва, а большие карие глаза взирали на нового соседа открыто и даже немного беззащитно.
– Минный кондуктор Будищев. Дмитрий Николаевич.
– Весьма рад, – радостно улыбнулся молодой человек, и, не удержавшись от зевка, с любопытством уставился на соседа, пытаясь сообразить, кто он такой?
Формально их чины и положение были равны, но гардемарин после сдачи экзамена станет мичманом флота, а кондуктор за выслугу или отличие может быть произведен только в подпоручики по адмиралтейству. Большая разница! А если кондуктор из выслужившихся нижних чинов, то это звание может так и остаться для него предельным. Кресты и медали, украшавшие сюртук Дмитрия, неопровержимо указывали на то, что он как раз из последних. Но молодость и пестрый кант на погонах намекали, что перед ним юнкер флота, и это было необычно.
– Где мне расположиться? – с легкой усмешкой Будищев.
– Да где угодно, – спохватился Майер. – Я здесь некоторым образом один…
Тут до него дошло, что он стоит перед новыми знакомыми в одних кальсонах и тельняшке, и это немного неприлично.
– Прошу прощения за мой внешний вид. Я отдал вещи в стирку одному матросу. Вестовых нам, сами знаете, не полагается, так что я…
– Не тушуйтесь. Быть голым на такой жаре – это же вполне естественно!
– Вы думаете?
– Безусловно, – улыбнулся Дмитрий и, обернувшись к Шматову, сказал: – Федя, не смущай молодого человека, а лучше дуй на жилую палубу, пока наш провожатый никуда не сбежал.
– Куда он денется с парохода, – буркнул тот, но спорить не стал, а бочком-бочком выскользнул из каюты, не забыв поклониться на прощание гардемарину.
– А кто это? – удивленно спросил Майер.
– Мой слуга.
– Слуга?
– Именно. А что вас удивляет?
– Ничего.
– Тогда, если не возражаете, я продолжу.
С этими словами Будищев распихал по углам свою поклажу, особое внимание уделив футляру с винтовкой, затем отстегнул кортик и хотел было положить его на полку, но обнаружил там россыпь каких-то фотокарточек или картинок.
– Это мое, – густо покраснев, заявил Майер и кинулся их убирать.
Как и следовало ожидать, взволнованный гардемарин половину из них рассыпал, и внимательный взор его нового соседа зацепился за довольно-таки фривольные изображения женщин в нижнем белье. Вообще-то, с точки зрения Дмитрия, ничего такого в этих карточках не было. Ну, подумаешь, довольно упитанные фемины в панталонах и корсетах, занимают позы, кажущиеся им соблазнительными. У некоторых, правда, слегка оголялась грудь, да иной раз ноги виднелись несколько выше колен, но это и все. Однако молодой человек был явно смущен, и это не осталось незамеченным.
– Интересуетесь? – хмыкнул кондуктор.
– Видите ли, – ещё больше смутился Майер. – В дальнем плавании, вдали от портов и цивилизации, иногда…
– Хочется разрядки.
– Увы.
– Понятно. За неимением кухарки сойдет и дворник.
