Внезапно и неодолимо захотелось сказать: я люблю тебя, Ник. Это было совсем не страшно; просто немного забавно и безумно – так бывает, когда встаешь с кресла и внезапно понимаешь, насколько пьяна. Но это была правда. Я его любила.
Я хочу это пальто, сказала я.
А, ну да. Но ты его не получишь.
Когда следующим вечером мы пришли на презентацию, Ник с Мелиссой уже были там. Они держались вместе и разговаривали с другими нашими знакомыми: Дереком и еще несколькими. Ник увидел, как мы вошли, но не ответил на мой взгляд. Заметил меня и отвернулся, вот и все. Мы с Бобби пролистали книгу и не купили. Поздоровались с разными знакомыми, Бобби спросила у Филипа эсэмэской, где он застрял, а я притворилась, что читаю биографии авторов. Затем начались чтения.
Когда читала Мелисса, Ник очень внимательно следил за ее лицом и смеялся ровно в нужных местах. Мое открытие, что я люблю Ника – не просто увлечена, но по-настоящему глубоко к нему привязана, и от этого зависит мое будущее счастье, – пробудило во мне доселе незнакомую ревность к Мелиссе. Не верилось, что каждый вечер он возвращается к ней домой, что они ужинают вместе, смотрят кино. О чем они разговаривают? Им весело вместе? Обсуждают ли они свои чувства, доверяются ли друг другу? Он ее уважает больше, чем меня? Она ему нравится сильнее, чем я? Если бы мы с ней оказались в горящем доме, а он мог бы спасти только одну из нас, он ведь наверняка спас бы не меня, а Мелиссу? Разве не дьявольское злодейство – провести с кем-то столько времени в постели, а потом бросить этого человека сгорать заживо?
Дочитав, Мелисса просияла, а мы зааплодировали. Когда она вернулась и села, Ник что-то шепнул ей на ухо, и ее улыбка преобразилась – теперь она улыбалась по-настоящему: и уголками глаз, и губами, открывая зубы. При мне Ник всегда называл ее «моя жена». Вначале мне казалось, что это игра, может, даже сарказм, словно она не настоящая жена. Теперь мне все виделось по-другому. Он не боялся, что я узнаю о его любви к Мелиссе, более того – он хотел, чтобы я знала, и его пугало, что Мелисса может узнать о наших отношениях. Он их стыдился и хотел защитить ее от этого знания. Мне отводилось место лишь в хорошо отгороженной части его жизни, про которую он не хотел ни думать, ни вспоминать рядом с другими людьми.
Когда чтения завершились, я пошла за бокалом вина. Эвелин и Мелисса стояли неподалеку, держа стаканы с газированной водой, и Эвелин мне помахала. Я сказала Мелиссе, что она отлично выступила. За ее плечом я видела Ника – он направлялся к нам, но тут заметил меня и замедлил шаг. Эвелин говорила про редактора книги. Ник подошел к ней, и они обнялись так тепло, что у Эвелин съехали очки, пришлось поправлять. Мы с Ником вежливо кивнули друг другу. На этот раз он смотрел мне в глаза на пару секунд дольше, чем принято, словно сожалея, что мы тут встретились.
Ты так здорово выглядишь, сказала ему Эвелин. Честно.
Он практически поселился в спортзале, сказала Мелисса.
Я сделала большой глоток белого вина и погоняла его во рту. Так вот что он тебе говорит, подумала я.
И результат налицо, сказала Эвелин. Ты просто светишься здоровьем.
Спасибо, сказал он. Я и чувствую себя хорошо.
Мелисса наблюдала за Ником с такой гордостью, словно выходила его после долгой болезни. Интересно, подумала я, зачем он сказал «чувствую себя хорошо», как, по его мнению, я должна была понять эти слова?
А ты как, Фрэнсис? – сказала Эвелин. Как дела?
Отлично, спасибо, сказала я.
Ты сегодня какая-то мрачная, сказала Мелисса.
Эвелин весело добавила: я бы на твоем месте тоже загрустила – столько времени проводить среди стариков. Где Бобби?
Она тут, сказала я. И махнула в сторону кассы, хотя на самом деле не знала, где Бобби.
Значит, тебя утомили старички? – сказала Мелисса.
Нет, вовсе нет, сказала я. Если уж на то пошло, я потянула бы и еще постарше.
Ник уставился в свой бокал.
Надо нам найти тебе симпатичную подружку постарше, сказала Мелисса. С большими деньгами.
У меня не хватало духу взглянуть на Ника. Обхватив ножку бокала, я побольнее вонзила ноготь большого пальца в плоть указательного.
Не понимаю, какая роль мне отводится в этих отношениях, сказала я.
Будешь посвящать ей любовные сонеты, сказала Эвелин.
Мелисса хихикнула. Не стоит недооценивать юность и красоту, сказала она.
По-моему, это рецепт какого-то катастрофического несчастья, сказала я.
Тебе двадцать один, сказала Мелисса. Ты должна быть катастрофически несчастна.
Я над этим работаю, сказала я.
Тут подошли еще люди, они заговорили с Мелиссой, а я отправилась искать Бобби. Она болтала с продавцом у главного входа. Бобби ни дня не работала и любила поговорить с людьми об их профессиях. Ее интересовали мельчайшие детали, хотя потом она их быстро забывала. Кассир, долговязый и прыщавый, увлеченно рассказывал Бобби о своей музыкальной группе. Тут подошел управляющий магазином и заговорил о книге, которой никто из нас не покупал и не читал. Я стояла рядом, через всю комнату наблюдая, как Мелисса рассеянно положила руку Нику на спину.
Стоило Нику оглянуться на нас, я повернулась к Бобби с улыбочкой и отвела в сторону прядь ее волос, чтобы прошептать что-нибудь на ухо. Она взглянула на Ника и внезапно перехватила мое запястье – резко и сильно, она еще никогда меня так не хватала. От боли у меня сбилось дыхание, и тут она отпустила мою руку. Я прижала запястье к животу. Глядя мне прямо в лицо, Бобби смертельно спокойно произнесла: блин, не вздумай меня использовать. На секунду задержала на мне ужасающе серьезный взгляд и отвернулась обратно к продавцу.
Я пошла за курткой. Знала, что никто на меня не смотрит, всем наплевать, что я думаю и делаю, и едва не вибрировала от мощи этой новообретенной свободы. Можно закричать или раздеться догола, если охота, можно шагнуть под автобус по дороге домой – кто узнает? Бобби за мной не пойдет. Ник не хочет даже разговаривать со мной прилюдно.
Я ушла домой одна, никого не предупредив. Когда отпирала входную дверь, ноги подкашивались. В тот же вечер, лежа в постели, я установила на телефон приложение для знакомств. Даже загрузила свою фотографию, одну из тех, что сделала Мелисса, где губы у меня приоткрыты, а глаза огромны и жутки. Я слышала, как вернулась Бобби и в коридоре не повесила сумку, а бросила на пол. Она напевала «Зеленую каменистую дорогу»
[28] – так громко, что было понятно: она напилась. Я сидела в темноте, пролистывая в телефоне фотографии незнакомцев, живущих поблизости. Я пыталась представить их, представить, как кто-то из них целует меня, но вместо этого продолжала думать о Нике, с соседней подушки на меня снизу вверх смотрело его лицо, и мне мерещилось, как он по-хозяйски касается моей груди.
