21
На следующей неделе мы с Бобби отправились на презентацию сборника, в котором опубликовали эссе Мелиссы. Мероприятие проходило в Темпл-Баре
[27], и я знала, что Мелисса с Ником появятся там. Я выбрала блузку, которая особенно нравилась Нику, и оставила верхние пуговицы расстегнутыми, чтоб были видны ключицы. Я потратила время на крем и пудру. Бобби уже собралась и постучала в дверь ванной: пойдем. Она ничего не сказала про мой вид. Сама надела серую водолазку и выглядела, как ни крути, лучше меня.
На неделе мы с Ником пару раз встречались, пока Бобби была на лекциях. Он приносил мне маленькие подарки. Однажды купил мороженое, а в среду – коробку пончиков из киоска на О’Коннелл-стрит. Когда пришел, они были еще горячими, и мы ели их, запивали кофе и болтали. Он спросил, давно ли я созванивалась с отцом, я вытерла сахарную пудру с губ и сказала: ну, он не процветает. Рассказала Нику про дом. С ума сойти, сказал он. Это, наверное, дико неприятно. Я глотнула кофе. Да, сказала я. Противно.
После этого разговора я задумалась, почему с Ником могу говорить об отце, а с Бобби никак. Это правда, Ник был гениальным слушателем, после наших бесед мне становилось легче, но и с Бобби то же самое. Казалось, Ник принимает меня безусловно, всегда на моей стороне, что бы ни случилось, а у Бобби были строгие моральные принципы, и с этой меркой она подходила ко всем, включая меня. Я не боялась, что Ник меня осудит, а осуждения Бобби боялась. Он с удовольствием выслушивал меня, даже когда я говорила невнятно, даже когда выставляла себя в нелестном свете.
Ник появлялся стильно одетый, впрочем, как и всегда, и вещи на нем были дорогущие. Раздеваясь, он не сбрасывал одежду на пол, а аккуратно вешал в спальне на спинку стула. Он предпочитал светлые рубашки – иногда льняные, на вид чуть помятые, или оксфордские с пуговичками на воротнике, и всегда закатывал рукава. У него была парусиновая куртка гольфиста, она ему очень нравилась, а в холодные дни он надевал серое кашемировое пальто с голубой шелковой подкладкой. Я обожала это пальто, обожала его запах. Оно было на пуговицах, со стоячим воротником.
В среду, пока Ник был в ванной, я это пальто примерила. Встала с постели и просунула голые руки в рукава, кожей ощущая прохладное касание шелка. Карманы были набиты всякой всячиной: телефон, бумажник, ключи. Я взвесила их в руках, словно все это было моим. Посмотрелась в зеркало. В пальто Ника мое тело смотрелось тощим и бледным, как белая восковая свеча. Он вернулся и добродушно рассмеялся. Он всегда одевался, идя в уборную, на случай если неожиданно вернется Бобби. Наши глаза встретились в зеркале.
Его я тебе не отдам, сказал Ник.
Но оно мне нравится.
К сожалению, мне тоже.
Дорогое? – сказала я.
Мы всё смотрели друг на друга в зеркале. Он встал позади меня и, дотянувшись до пуговиц, расстегнул и распахнул пальто. Я наблюдала, как он меня рассматривает.
Ммм… Не помню, сколько стоило.
Тысячу евро?
Что? Нет. Сотни две-три.
Жалко, что у меня нет денег, сказала я.
Его ладони скользнули под пальто и коснулись моей груди. Ты так сексуально говоришь о деньгах, что это интригует, сказал он. Но и тревожит. Ты же не хочешь, чтобы я давал тебе деньги?
Отчасти хотелось бы, ответила я. Но не стоит идти на поводу у этого желания.
Да, как-то дико. У меня есть деньги, нет неотложных трат, и я предпочел бы, чтобы эти деньги оказались у тебя. Но момент передачи меня вымораживает.
Тебе не нравится ощущение чрезмерной власти. Или тебе не нравится напоминание, как ты ценишь эту власть.
Он пожал плечами. Его руки все еще касались меня под пальто. Было приятно.
По-моему, я и так веду себя с тобой достаточно аморально, сказал он. Если я еще и платить тебе начну, это будет чересчур. Хотя не знаю. Может, с наличными ты стала бы счастливее.
Я оглянулась на него, краем глаза видя собственное лицо в зеркале, и задрала подбородок. Картинка была нечеткая, но, по-моему, выглядела я довольно грозно. Я выскользнула из пальто, оставив его у Ника в руках. Вернулась на кровать и облизала губы.
Ты пилишь себя за то, что встречаешься со мной? – сказала я.
Он стоял, держа пальто как-то расслабленно. Я бы сказала, что он сам им наслаждался и так увлекся, что забыл повесить обратно.
Нет, сказал он. Хотя вообще-то да, но чисто теоретически.
Ты же не собираешься меня бросить?
Он несмело улыбнулся. А если да, ты будешь по мне скучать? – сказал он.
Я упала на постель и рассмеялась, сама не знаю чему. Он повесил пальто. Я подняла одну ногу и медленно перекинула через другую.
Я буду скучать по нашим разговорам – мне нравится над тобой доминировать, сказала я.
Он лег рядом и положил руку мне на живот. Ну продолжай, сказал он.
Я думаю, тебе этого тоже будет не хватать.
Чтобы надо мной доминировали? Разумеется. Это же наша прелюдия. Ты произносишь загадочные фразы, которых я не понимаю, но отвечаю на них, ответы звучат по-идиотски, и ты смеешься надо мной, а потом мы занимаемся сексом.
Я рассмеялась. Он чуть приподнялся, чтобы лучше видеть, как я смеюсь.
Очень мило, сказал он. Спасибо за возможность наслаждаться собственной неадекватностью.
Я приподнялась на локте и поцеловала его в губы. Он подался мне навстречу, словно на самом деле жаждал этого поцелуя, и в тот миг я чувствовала свою власть над ним.
Тебе сложно со мной? – сказала я.
Ты иногда чересчур сурова. Это не обвинение, ни в коем случае. А в целом, по-моему, сейчас у нас все хорошо.
Я посмотрела на свои руки. Осторожно, словно сама себя брала на слабо, я сказала: я порой срываюсь, но это потому, что я не верю, будто могу тебя по-настоящему задеть.
Он взглянул на меня. Даже не засмеялся, а нахмурился, словно решил, что это я так глумлюсь. Ладно, сказал он. Что ж. Я думаю, никому не нравится, когда над ним измываются.
Но я имею в виду, что ты не такой уж уязвимый. Мне даже трудно, например, представить, как ты примеряешь одежду. Не верится, что ты можешь смотреть на свое отражение и сомневаться, хорошо ли выглядишь. Как будто для тебя такой вопрос вообще не стоит.
Ну да, сказал он. Я, знаешь ли, человек и примеряю одежду, прежде чем купить. Но, кажется, я понимаю. Меня многие считают холодным и не очень прикольным.
Я поразилась, что ощущение, которое я считала исключительно своим, свойственно нам обоим, и выпалила: это меня люди считают холодной и неприкольной.
Правда? – сказал он. А мне ты всегда казалась обаятельной.
