Кто это? – сказал он. Что за Бобби?
Ты знаешь Бобби. Мы в школе вместе учились.
Дружили в смысле? А сейчас ты с кем дружишь?
У меня других друзей не было, сказала я.
Я думал, тебе будет удобнее с соседкой-девушкой.
Бобби и есть девушка.
А, дочка Линчей, что ли? – сказал он.
На самом деле фамилия Бобби была Коннолли, но фамилия ее матери – Линч, так что я не стала уточнять. Отец сказал, что брат может сдать ей комнату за шестьсот пятьдесят в месяц, и ее отца эта цена устроила. Он хочет, чтобы у меня был тихий уголок для учебы, сказала Бобби. Плохо же он меня знает.
На следующий день ее отец привез Бобби на своем джипе со всеми вещами. Она притащила с собой постельное белье и желтую настольную лампу, плюс три коробки книг. Мы выгрузили вещи, и ее отец уехал, а я помогла Бобби застелить кровать. Она принялась расклеивать по стенам открытки и фотографии, а я надевала наволочки. Она повесила нашу фотку – мы в школьной форме сидим на баскетбольной площадке. На нас были длинные клетчатые юбки и отвратительные пупырчатые туфли, но мы смеялись. Мы обе смотрели на наши юные лица, а те смотрели на нас в ответ, словно наши предки или, может, наши дети.
* * *
Семестр начинался только через неделю, а тем временем Бобби купила красную укулеле и валялась на диване, наигрывая «Сапоги из испанской кожи»
[26], пока я готовила ужин. Она чувствовала себя как дома: передвигала мебель в мое отсутствие, клеила на зеркала вырезки из журналов. Увлеченно изучала окрестности. Однажды мы зашли в мясную лавку за фаршем, и Бобби спросила у парня за прилавком, как его рука. Я понятия не имела, о чем она говорит, даже не знала, что она уже тут бывала, но заметила на запястье у парня голубой гипс. Никак, ответил он. Нужна операция, все такое. Он накладывал красное мясо в целлофановый пакет. Ох, печально как, сказала Бобби. И когда назначили? Перед Рождеством, сказал он. Хрен мне дадут выходной. Тут ведь как – скорее окажешься у Мэсси в похоронной конторе, чем выходной получишь. Он протянул ей пакет с мясом и добавил: раньше в гроб ляжешь.
Статья вышла за день до начала занятий. С утра я зашла в книжный «Исонс» и пролистала журнал, ища свое имя. Остановилась на нашем с Бобби портрете – огромном, во всю полосу, снятом в саду в Этабле. Я не помнила, чтобы Мелисса нас там фотографировала. На снимке мы с Бобби сидели за завтраком – я наклонилась к ней, словно хотела что-то шепнуть на ухо, а она смеялась. Фотография была потрясающая, пронизанная светом, в ней были непосредственность и теплота, которых недоставало в предыдущей фотосессии. Интересно, что скажет Бобби, подумала я. Статья оказалась кратким восторженным репортажем с наших выступлений и обзором поэтических чтений в Дублине в целом. Друзья прочли и сказали, что портрет восхитительный, Санни поздравила по электронной почте. Одно время Филип повсюду таскал с собой журнал и читал заметку с нарочитым акцентом, но шутка быстро всем приелась. Такие статьи постоянно печатали в маленьких журналах, и вдобавок мы с Бобби который месяц не выступали.
Началась учеба, и я погрузилась в нее с головой. Мы с Филипом вместе ходили на семинары, спорили по мелочи о романистах девятнадцатого века, и все споры заканчивались тем, что он говорил: ну, наверное, ты права. Однажды вечером мы с Бобби позвонили Мелиссе и поблагодарили за статью. Мы сидели вдвоем у стола, включив громкую связь. Мелисса рассказала, сколько всего мы пропустили в Этабле – грозы, поездка в замок; я все это уже слышала. Мы рассказали, что теперь вместе снимаем квартиру, и она одобрила. Бобби сказала: надо бы пригласить тебя в гости как-нибудь. И Мелисса сказала, что это было бы прекрасно. Еще сказала, что они возвращаются завтра. Я натянула рукава до кончиков пальцев и рассеянно поскребла пятнышко на столе.
Я все перечитывала наши разговоры с Бобби, делая поиск по разным словам, и все они словно пытались меня разозлить. Поискав слово «чувства», я наткнулась на вот эту беседу на втором курсе:
Бобби: ты не очень-то распространяешься о своих чувствах
Я: это просто твое мнение обо мне
Я: будто бы у меня есть какая-то тайная эмоциональная жизнь
Я: я просто не очень эмоциональная
Я: я ничего не рассказываю, потому что нечего рассказывать
Бобби: по-моему, нет никаких «неэмоциональных» людей
Бобби: это все равно что утверждать, будто у тебя нет мыслей
Я: ты живешь насыщенной эмоциональной жизнью, поэтому думаешь, что и все остальные такие же
Я: а если они не рассказывают, значит, что-то скрывают
Бобби: ладно
Бобби: тут мы с тобой не совпадаем
Не все беседы были такими. Поиск «чувств» вытащил вот этот январский разговор:
Я: я о том, что фигуры власти всегда вызывали у меня отвращение
Я: но только встретив тебя, я смогла это сформулировать, и ощущения стали убеждениями
Я: ну, ты поняла
Бобби: ты бы до этого дошла и без меня
Бобби: ты коммунистка по наитию
Я: да, но, возможно, я ненавидела власть только потому, что меня бесит, когда мне указывают, что делать
Я: если бы не ты, я бы, может, секту возглавила
Я: или стала поклонницей айн рэнд
Бобби: эй, меня бесит, когда мне указывают, что делать!!
Я: да, но из духовной чистоты
Я: не из-за жажды повелевать
Бобби: психолог из тебя хреновый, с какой стороны ни посмотри
Я помнила этот разговор, помнила, как тяжело он мне дался, помнила ощущение, будто Бобби не понимает меня или даже нарочно не вникает в то, что я пытаюсь сказать. Я тогда была у мамы, сидела наверху, накрывшись одеялом, а пальцы все равно замерзли. Я провела Рождество вдали от Бобби и хотела сказать, как сильно по ней скучаю. Вот ради чего я затеяла разговор, вот чем думала поделиться.
* * *
Ник пришел к нам как-то после обеда, через несколько дней после возвращения, когда Бобби была на лекции. Я впустила его, мы несколько секунд смотрели друг на друга, и меня словно чистой водой напоили. Он загорел, волосы высветлились. Черт, ты отлично выглядишь, сказала я. Его это насмешило. Зубы его сияли белизной. Он окинул взглядом коридор и сказал: уютная квартирка. Почти в самом центре, дорогая, наверное? Я сказала, что это квартира папиного брата, и он ответил: да ты богатая наследница. Ты не говорила, что у твоей семьи недвижимость в Либертис. Все здание или только квартира? Я легонько толкнула его в плечо и сказала: только квартира. Он коснулся моего запястья, а потом мы стали целоваться, и я все повторяла шепотом: да, да.
