Нет, сказала она. Но если тебе так хочется, чтоб они умерли, убивай их сам.
Мелисса, Дерек и я были в одной команде, а Ник, Бобби и Эвелин – в другой. Пока мы писали имена на бумажках и складывали в вазу, Мелисса принесла еще бутылку вина, хотя за ужином мы и так выпили немало. Ник, когда Мелисса предложила ему налить, накрыл бокал ладонью. Они как-то по-особенному переглянулись, и она подлила себе.
Сначала был ход противников, и бумажку вытянул Ник. Прочитал, нахмурился и сказал: ну давайте. Бобби спросила, мужчина ли это, и он сказал нет. Это женщина? – сказала она. Да, ага. Эвелин спросила, политик она, или актриса, или спортсменка, но оказалось, ни то, ни другое, ни третье. Бобби сказала: музыкант? И Ник сказал, насколько я знаю, нет.
Это известная личность? – сказала Бобби.
Что значит «известная»? – сказал он.
Мы все ее знаем? – сказала Эвелин.
Вы обе точно знаете, сказал Ник.
Ааа, сказала Бобби. То есть мы с ней лично знакомы?
Он подтвердил. Мелисса, Дерек и я безмолвно наблюдали. Я чересчур явственно ощутила бокал вина в руке – слишком сильно сжала ножку.
Она тебе нравится? – сказала Бобби. Или нет?
Лично мне? Да, нравится.
А ты ей? – сказала Бобби.
Это правда поможет тебе угадать? – сказал он.
Очень может быть, сказала Бобби.
Я не знаю, сказал он.
Получается, она тебе нравится, но ты не знаешь, нравишься ли ты ей, сказала Бобби. То есть вы не слишком близко знакомы? Или она такая женщина-загадка?
Он кивнул и усмехнулся, словно этот допрос казался ему дурацким. Я, Мелисса и Дерек замерли. Никто не пил и не разговаривал.
Я думаю, понемногу того и другого.
Ты не очень хорошо ее знаешь, и она загадочная? – сказала Эвелин.
Она умнее тебя? – сказала Бобби.
Да, хотя такого народу немало. Мне кажется, эти вопросы не приближают вас к цели.
Ладно, ладно, сказала Бобби. Она скорее эмоциональная или рациональная?
Пожалуй, рациональная.
То есть бесстрастная, сказала Бобби. Бесчувственная.
Что? Нет. Я этого не говорил.
Мое лицо обдало жаром, и я заглянула в свой бокал. Мне показалось, Ник взволнован или, по крайней мере, не настолько отстранен и расслаблен, каким обычно притворялся, и я задумалась, когда это я решила, что он притворяется.
Экстраверт или интроверт? – сказала Эвелин.
Я думаю, интроверт, сказал Ник.
Молодая или старая? – сказала Эвелин.
Молодая, очень молодая.
Ребенок, что ли? – сказала Бобби.
Нет, взрослая. Господи.
Взрослая женщина, понятно, сказала Бобби. А как думаешь, в купальнике она бы тебе понравилась?
Ник пронзил Бобби долгим взглядом и отложил бумажку.
Бобби уже знает, кто это, сказал Ник.
Мы все знаем, кто это, тихо сказала Мелисса.
А я нет, сказала Эвелин. Кто это? Это ты, Бобби?
Бобби лукаво улыбнулась и сказала: это Фрэнсис. Я наблюдала за ней и не понимала, ради чего все это представление. Никого, кроме Бобби, оно не развлекло, но ее это, похоже, не беспокоило; она держалась так, словно замысел удался. Я слишком поздно догадалась, что она нарочно положила бумажку с моим именем с самого верху. Я вспомнила, что она совершенно безбашенная, обожает проникать внутрь вещей и выворачивать их наружу, и я испугалась ее, уже не в первый раз. Она хотела выставить на всеобщее обозрение мои самые сокровенные чувства, превратить их из тайны в какую-то шутку, в игру.
После раунда атмосфера в комнате изменилась. Вначале я встревожилась, что все догадались о нас, что-то слышали по ночам, что знала даже Мелисса, но потом я сообразила, что царит напряженность другого рода. Похоже, Дереку и Эвелин было неловко за Ника – они решили, что он скрывал свои чувства ко мне; они беспокоились, не обиделась ли я, не огорчена ли. Эвелин поглядывала на меня с сочувствием. Когда Мелисса угадала имя Билла Клинтона, я извинилась и ушла в ванную через коридор. Я охладила руки под струей воды, промокнула под глазами, вытерла лицо чистым полотенцем.
За дверью в коридоре Мелисса ждала своей очереди воспользоваться уборной. Я не успела прошмыгнуть мимо, и она спросила: ты как?
Все хорошо, сказала я. А что?
Она поджала губы. В тот день на ней было голубое платье с глубоким декольте и плиссированной юбкой. На мне были подвернутые джинсы и мятая белая рубашка.
Он ведь не сделал ничего такого? – сказала она. Он тебя не допекает?
Я поняла, что она говорит о Нике, и вмиг ослабела.
Кто? – сказала я.
Она глянула неприветливо, словно я ее разочаровала.
Ладно, сказала она. Забудь.
Мне стало стыдно, ей наверняка стоило усилий, и немалых, проявить заботу. Я тихо сказала: нет, послушай, конечно нет. Я не знаю… По-моему, это какая-то ерунда. Прости. По-моему, это все Бобби.
Ну, он, видимо, влюбился, сказала она. Я уверена, что все безобидно, просто хотела, чтобы ты знала: если он сделает что-то неприемлемое, всегда можно сказать мне.
Я очень это ценю, ты такая добрая. Но правда, беспокоиться не о чем.
Она улыбнулась, словно обрадовалась, что я в безопасности и ее муж не натворил ничего ужасного. Я благодарно улыбнулась в ответ, и она вытерла руки о юбку.
Это на него не похоже, сказала она. Но ты, пожалуй, в его вкусе.
Я смотрела под ноги, голова кружилась.
Я не слишком льщу себе? – сказала она.
Тут я встретилась с ней взглядом и поняла, что она пытается меня рассмешить. Я рассмеялась – от признательности за ее доброту и доверие.
Да нет, ты скорее льстишь мне, сказала я.
Ну от него-то не дождешься, полная бестолочь. Хотя вкус на женщин у него отличный.
Она указала на ванную комнату. Я посторонилась, и она вошла. Я запястьем вытерла лицо – оказалось, влажное. Интересно, что она имела в виду, говоря, что Ник «бестолочь»? Я не могла разобраться, было ли это сказано ласково или язвительно; Мелисса умела выдать одно за другое.
После этого игра быстро закончилась. Я и словом не обмолвилась с Бобби до самого ее ухода в спальню. Я сидела на диване, пока все не разошлись, и через несколько минут Ник вернулся. Он закрыл окна и прислонился к подоконнику. Я зевнула и провела рукой по волосам. Н-да, странно вышло, да? – сказал он. С Бобби. Я согласилась, что странно. Ник говорил про Бобби осторожно, словно сомневался, как я к ней отношусь.
Ты совсем бросил пить? – сказала я.
Делаюсь от вина вялым. Мне хочется быть трезвым ради вот этого всего.
