Когда по вечерам он возвращался с работы, я замирала, прислушиваясь, и уже через несколько секунд совершенно точно знала, «в настроении» он или нет. Я понимала по стуку двери и звону ключей – безошибочно, как будто он кричал на весь дом. Я говорила маме: он «не в настроении». А она отвечала: прекрати. Но она все понимала не хуже меня. Когда мне было двенадцать, он как-то раз заехал за мной в школу. Но домой мы не поехали, а отправились за город, к Блэкроку. Слева мимо нас промчалась пригородная электричка, через окно машины я рассматривала трубы электростанции Пулбег. Твоя мать хочет разрушить нашу семью, сказал папа. Я моментально ответила: выпусти меня из машины, пожалуйста. Позже отец вспоминал эти мои слова в доказательство, что мать настроила меня против него.
Он переехал в Баллину, и я навещала его по выходным два раза в месяц. Обычно он вел себя пристойно, мы заказывали еду навынос и порой ходили в кино. Я постоянно приглядывалась, ждала сигнала, что хорошему настроению пришел конец и сейчас начнет твориться что-то ужасное. Все что угодно могло стать сигналом. Но когда по вечерам мы ходили в «Маккарти», отцовские друзья вопрошали: так это твой маленький гений, Деннис? И они просили меня разгадать пару строк в кроссворде из газеты или сказать, как пишется какое-нибудь длинное замысловатое слово. Когда я отвечала, они хлопали меня по спине и заказывали мне красный лимонад.
Далеко пойдет, в НАСА будет работать, говорил его дружок Пол. У тебя до конца жизни все будет путем.
Что захочет – то пусть и делает, отвечал отец.
Бобби встречалась с ним лишь однажды, на школьном выпускном. Он специально приехал в Дублин, в костюме и с фиолетовым галстуком. Мама рассказала ему про Бобби, и после церемонии он пожал Бобби руку и похвалил: великолепное выступление. Мы в школьной библиотеке ели треугольные сэндвичи и запивали колой. А Фрэнсис похожа на вас, заметила Бобби. Мы с отцом переглянулись, и он робко рассмеялся. Даже не знаю, ответил он. Потом сказал мне, мол, Бобби прелестная девушка, и поцеловал меня в щеку на прощание.
Поступив в колледж, я стала появляться у него реже. Я ездила в Баллину раз в месяц и останавливалась у мамы. Отец вышел на пенсию, и его «настроения» стали еще непредсказуемей. Я начала понимать, сколько времени потеряла, успокаивая его, притворяясь веселой и собирая по дому вещи, которые он уронил. У меня аж челюсти сводило, и я начала вздрагивать от любого звука. Мы напряженно перебрасывались репликами, и он то и дело корил меня за то, что я говорю по-дублински. Ты смотришь на меня свысока, как-то раз сказал он, когда мы поругались. Не дури, отвечала я. Он засмеялся: о, вот видишь? Вот все и всплыло.
* * *
После обеда я сказала маме, что навещу его. Она пожала мне плечо и похвалила. Отличная идея, сказала она. Ты молодец.
Я шла по городу, руки в карманах куртки. Солнце садилось, и я гадала, что сейчас показывают по телевизору. Голова слегка пульсировала, боль словно лилась в нее с неба. Я старалась печатать шаг как можно громче, чтоб отвлечься от дурных мыслей, но люди оглядывались, и я смутилась. Я знала, что это безволие. Бобби вот никогда не стеснялась незнакомцев.
Отец жил в небольшом таунхаусе рядом с автозаправкой. Я позвонила в дверь и сунула руки обратно в карманы. Дверь не открылась. Я еще раз позвонила и подергала засаленную ручку. Дверь поддалась, и я вошла.
Папа? – позвала я. Привет?
В доме пахло прогорклым маслом и уксусом. Ковер в прихожей был затоптанный и грязный, так что узора не разобрать. У телефона висело семейное фото из отпуска на Майорке – там мне было года четыре, и я носила желтую футболку. На футболке значилось: «БУДЬ СЧАСТЛИВА».
Ау? – позвала я.
Отец появился в дверях кухни.
Фрэнсис, ты ли это? – сказал он.
Ага.
Так заходи, я как раз ужинал.
Огромное заляпанное кухонное окно смотрело на бетонный двор. Мойка была завалена грязной посудой, а из мусорного ведра на пол просыпались бумажки и картофельные очистки. Отец прошел по ним, словно и не заметил. Он ел что-то из коричневого бумажного пакета на голубом блюдце.
Ты ведь не голодная? – сказал он.
Да, я обедала.
Ну давай, рассказывай, какие новости в Дублине.
Да ничего особенного, сказала я.
Он доел, я поставила чайник, наполнила мойку горячей водой, капнула в нее лимонное средство для мытья посуды. Отец ушел в гостиную смотреть телевизор. Вода оказалась слишком горячей – когда я опустила в нее руки, они на глазах покраснели. Сначала я помыла стаканы и вилки с ложками, потом тарелки, затем кастрюли и сковородки. Домыв, слила воду, протерла все поверхности в кухне и замела картофельные очистки обратно в ведро. Засмотрелась на мыльные пузыри: они беззвучно скользили по лезвиям ножей, и мне внезапно захотелось порезать себя. Вместо этого я убрала соль и перец и пошла в гостиную.
Я всё, сказала я.
Уходишь?
Да, мусор пора вынести.
Ну заглядывай, сказал отец.
7
В июле Мелисса пригласила нас на день рождения. Мы уже довольно давно ее не видели, и Бобби распереживалась, что подарить и нужно ли покупать подарок от каждой из нас или можно один на двоих. Я сказала, что в любом случае подарю бутылку вина и на этом всё. При встречах мы с Мелиссой старательно избегали смотреть друг другу в глаза. Они с Бобби перешептывались и хохотали, как школьницы. У меня не хватало отваги по-настоящему ее невзлюбить, но вообще-то хотелось.
Бобби была в коротенькой обтягивающей футболке и черных джинсах. Я – в летнем платье на тонких соскальзывающих бретельках. Вечер выдался теплый, и, когда мы появились на пороге, только начинало смеркаться. Между зеленоватых облаков, словно сахарный песок, были рассыпаны звезды. На заднем дворе лаяла собака. Я не видела Ника вживую уже целую вечность и немного нервничала из-за того, насколько ироничной и равнодушной я притворялась в переписке.
Дверь открыла сама Мелисса. Она обняла нас по очереди, и я ощутила на скуле ее пудровый поцелуй. Я вспомнила запах ее духов.
Подарков не нужно! – сказала она. Не стоило! Заходите, наливайте себе. Рада вас видеть.
Мы отправились вслед за нею в кухню, где было мало света, много музыки и полно народу в длинных ожерельях. Просторная комната сверкала чистотой. На миг я вообразила, что это мой дом, что я здесь выросла и все вещи вокруг мои.
Вино на столе, а если хочется чего покрепче, посмотрите в кладовке, сказала Мелисса. У нас тут самообслуживание.
Бобби налила себе внушительный бокал красного и вышла за Мелиссой на веранду. Не хотелось им навязываться, и я сделала вид, будто мне нужно «чего покрепче».
Кладовка размером со шкаф примыкала к кухне. Туда набились человек пять, они раскурили косяк и громко хохотали. Ник был среди них. Когда я вошла, кто-то сказал: о, а вот и копы! И все покатились со смеху. Я стояла, чувствуя себя рядом с ними малолеткой, и переживала, не слишком ли мое платье открывает спину. Ник сидел на стиральной машине и пил пиво из бутылки. В белой рубашке с расстегнутым воротом, разгоряченный. В комнатушке было дымно и душно, гораздо жарче, чем на кухне.
