От турне по Китаю у меня осталось ощущение полной неразберихи. Мало того что мы находились в чужой стране и не понимали ни слова по-китайски – мы, ко всему прочему, каждый день попадали в очень странные ситуации. Странным было и то, что мы приехали на зарубежные гастроли играть под фонограмму, а также то, что мы были в Китае с Композитором – человеком, который и в родной стране вел себя нелепо, казался бестолковым в любой обстановке, но верил, что все будет хорошо, если мы все станем улыбаться, в то время как в Китае считается, что только идиоты улыбаются при встрече с незнакомцем.
С Композитором и десятью другими участниками ансамбля я стояла на сцене Шанхайского концертного зала – одного из старейших и самых престижных залов европейского образца в Китае. Этот великолепный зал, двухэтажный, окрашенный в жизнерадостные сине-золотые тона, с классическими арками, славился своей превосходной акустикой (недавно там выступал Йо Йо Ма) и был набит под завязку: на концерт пришла почти тысяча человек. Они заняли места, свет погас, мы вышли на сцену, а Композитор включил портативный CD-плеер. Мелодия, похожая на песню из «Титаника», разлилась в огромном пространстве. Орел полетел над Большим каньоном. У нас не было переводчика, поэтому Композитор не стал произносить речь и не рассказывал байки. Сыграв последнюю песню, мы откланялись, и на сцену выбежали девочки-подростки в желтой форме с красными поясами. Они вручили нам цветы, мы стояли и улыбались, а суровые китайские чиновники произносили речь, которую нам не перевели. На лице Композитора застыл широкий и нелепый оскал велоцираптора, а страх в его глазах никогда еще не читался столь явно.
Через день после дебюта в Шанхае половину наших запланированных концертов в Китае отменили по распоряжению китайского правительства. То ли улыбка Композитора напугала китайцев, то ли у китайской элиты оказался хороший слух, и все поняли, что мы выступали под фонограмму, – истинной причины я так и не узнала. Но вот что странно: несмотря на отмену половины концертов, та половина, которую мы все-таки отыграли, прошла на ура – в залах яблоку было негде упасть. Наша популярность оставалась для меня загадкой, пока однажды на концерте переводчик не сказал мне, что нас объявили перед четырехтысячной аудиторией как «тот самый оркестр, который играл в фильме “Титаник”». Тогда все встало на свои места, и я поняла, почему тысячи человек пришли послушать нас. В Америке такая откровенная ложь закончилась бы судебными исками, но здесь масштабное вранье, казалось, не представляло никакой опасности. После многих лет мошенничества на американской земле (где мы уверяли всех, что это похоже на «Титаник», но не «Титаник») нам понадобилось приехать в Китай (где всем плевать на авторское право), чтобы услышать правду: если что-то похоже на «Титаник», то это «Титаник» и есть.
Мои панические атаки продолжались, но происходящее вокруг так меня завораживало, что в Китае они протекали терпимо. Толпы детей в ярких нарядах протягивали мне цветы, брейк-дансеры вертелись и проделывали трюки под нашу музыку. В отличие от турне «Боже, благослови Америку» с его долгими дорогами и монотонной рутиной – однотипные отели, сетевые рестораны, – поездка по Китаю состояла из коротких перелетов над живописными зелеными горами и широкими пустынями и недолгих переездов на микроавтобусе по тесным, но ошеломляюще многоцветным городским улицам. Будучи гостями китайского правительства, мы останавливались в лучших отелях, питались бесплатно и из-за выгодного обменного курса располагали огромным количеством наличных денег. Гастроли скорее напоминали оплаченный отпуск, чем работу.
В группе нас было десять человек, и, так как часть концертов отменили, мы осмотрели много достопримечательностей. С Композитором я почти не виделась, но успела обратить внимание, что на него часто кричали сердитые китайские чиновники. Я так и не поняла, почему они злились на него. Кажется, он тоже этого не понимал. За три недели он сильно похудел, а поскольку и до этого дородностью не отличался, то его внешний вид стал вызывать тревогу. В Китае не было яблок из Мэна и сухих завтраков. По вечерам мы садились за стол с вращающейся столешницей в ресторане или в обеденном зале отеля, и официанты ставили на него разные таинственные блюда: лотос на пару, цветочные лепестки, летучих мышей (зажаренных целиком, с крыльями, одновременно тягучими, как резинка, и хрустящими), раков, водяные каштаны, суп из говяжьей печенки, пасту из красной фасоли с паровыми пампушками, куриные лапки, курицу, фаршированную рыбой, горячий арбузный суп, насекомых на гриле, яйца (явно не куриные), домашнюю лапшу и нечто невероятно вкусное, похожее на мясное желе, а также тарелки рыбного супа с плавающими на поверхности рыбьими глазами, которые внимательно смотрели на нас. Композитор и большинство музыкантов предпочитали есть только рис, но я ела все и никак не могла наесться. Я хрустела куриными лапками и подцепляла палочками рыбьи глаза. Три месяца в турне «Боже, благослови Америку» я питалась разогретыми полуфабрикатами из «Руби Тьюздей», пережаренными куриными потрохами на заправках и резиновой пиццей в южной глуши. Мне остро не хватало свежей, легкой еды с интересным вкусом, и теперь я уминала китайские блюда за обе щеки, смело вгрызаясь в крылья летучих мышей и панцири насекомых. Максин Хонг Кингстон в книге «Воительница»
[104] отмечает, что древнекитайские герои часто были ненасытны. «Побеждает тот, кто много ест», – пишет она. Я не была воительницей, перестала быть бесстрашной и, наверное, уже не смогла бы стать военным корреспондентом, но на маленькое приключение вроде поедания птичьих черепов все еще соглашалась.
Хотя Композитор – вечно улыбающийся, женоподобный устроитель фальшивых концертов – явно вызывал антипатию у китайских чиновников, нам они оказывали радушный прием. Нас не просто вкусно кормили трижды в день (и нередко при этом снимали для местного телевидения – «американцы впервые пробуют знаменитый шанхайский суп с лапшой!»), нам еще и организовывали интересный досуг: возили на шелковую фабрику, танцевальный фестиваль, монгольскую храмовую церемонию, чайную фабрику, в музей старинных китайских колокольчиков и в несколько торговых центров, где, благодаря обменному курсу, мы могли скупить буквально все. Были и более странные поездки, например в офис агентства недвижимости, в котором группа бизнесменов пыталась продать нам дом у озера в Ханчжоу. Или посещение цирка, приведшее меня в крайне тревожное состояние: там никто, казалось, не был озабочен мерами предосторожности и охраной труда, и маленькие дети взбирались и спускались по лестнице, подпрыгивая на голове. Мышцы их шеи были сильными и гибкими, как пружины, голова с глухим стуком приземлялась на очередную ступень и тут же отскакивала, перепрыгивала выше или ниже, а напряженные перевернутые тельца торчали строго вертикально.
Пока мы с другими музыкантами отдыхали и расслаблялись, Композитор постепенно приходил в отчаяние: он очень хотел угодить китайцам. И вот в его голову пришла радикальная мысль: он предложил нам отступить от привычной программы, выключить фонограмму в середине концерта и сыграть народную китайскую песню.
