– Я поймала ваших хомяков! – объявляю я, выходя из подсобки с коробкой в руках – и застываю, как вкопанная.
Свет в магазине выключен. И в помещении ни души.
Я оглядываюсь по сторонам, подмечая все больше и больше зловещих признаков свершившейся катастрофы. Табличка на ручке двери. Металлическая решетка, перекрывшая витрину. Магазин что, закрылся? Все разошлись? А меня забыли внутри?
В голове яркими кометами проносятся лихорадочные мысли. Что мне делать? Что делать? Через пятнадцать минут к нам домой доставят индейку. И если меня там не окажется, ее увезут обратно. Мне нужно выбраться. Но как? Позвонить кому-нибудь? Но тут сеть не ловится.
Я включаю свет и несусь к кассе, чтобы позвонить по стационарному телефону, но на стойке его нет. Где же он? Где долбаный телефон? Пытаюсь выдвинуть ящики стола, но все они заперты. Господи…
Тогда я бегу к двери, начинаю молотить в нее и орать: «Помогите! Помогите! Выпустите меня!». Но переулок пуст. Провопив и пробарабанив в дверь минут пять кряду, я понимаю, что горло у меня теперь саднит, кулаки сбиты, а поблизости так никто и не появился.
И голову мою начинают заполнять совсем уж упаднические мысли. Что, если в переулок так никто и не свернет? Что, если меня никто не увидит? Люк не знает, где я. Вообще никто не знает, где я. Я могу просидеть тут все Рождество. Встретить праздник, запертая в зоомагазине в компании мелких зверушек.
Смотрю через окно на пустынную улицу и чувствую себя героем какого-то сюрреалистического фильма. Оказывается, я ошибалась. Вот оно – самое жуткое, что только может с тобой случиться в Рождество.
Вот уже и пять часов. Половина шестого. Шесть. За окнами темно, за все это время в переулке не появилось ни одного прохожего, и постепенно я начинаю смиряться со своей кошмарной судьбой. (Знать бы заранее, что Рождество я проведу запертой в магазине, я бы, по крайней мере, выбрала тот, где есть одежда).
Я начала делать ручкой пометки на ладони – пять штук за каждые полчаса. Потому что узникам обязательно нужно поддерживать свой моральный дух. Как-то упорядочивать существование, чтобы не тронуться умом. Я смотрела «Изгоя» и не хочу дойти до того, что начну считать другом физиономию, нарисованную на хомячьем мячике.
Еще я тщательно изучила все, чем располагаю, и, слава богу, обнаружила в углу кулер с водой. Сколько-то продержусь на семечках, а уж если они закончатся – примусь за корм для хомяков. В конце концов, начну выдавать себе еду по талонам.
Самое забавное, что животные, эти отважные, дружные создания, очень меня поддерживают. Я уже со всеми подружилась – и с хомячками, и с мышками, и с рыбками. Думаю, мы теперь, даже когда все закончится, останемся неразлейвода.
Каждые пять минут я принимаюсь звать на помощь и колотить в дверь, но потом в отчаянии сникаю. Это самый безлюдный переулок из всех, что мне когда-либо встречались. А может, дело в том, что все люди уже разбрелись по своим милым уютным домикам, смотрят рождественский выпуск «Маппет-шоу», поют новогодние песенки, потому и не слышат моих воплей?
В горле у меня застревает комок, я зачерпываю горстку семечек и с силой сжимаю их в кулаке. Мысль о «Маппет-шоу» напомнила мне обо всех праздничных фильмах, которые я могла бы сейчас смотреть, калачиком свернувшись на диване. «Эльф». «Эта прекрасная жизнь». Или – если бы кино выбирал Люк – «Крепкий орешек». Он каждый раз пытается убедить меня, что это тоже рождественский фильм, а я не соглашаюсь, и мы еще долго препираемся.
И вот снова приходит пора звать на помощь. Я собираю остатки энергии, принимаюсь орать во все горло и сбивать костяшки о стекло. Но улица по-прежнему пуста. И когда я останавливаюсь перевести дух, мои мысли внезапно принимают неожиданное направление.
«Крепкий орешек». Так и засел у меня в голове. Но почему? Я не так уж часто об этом фильме вспоминаю, и вдруг…
Так и вижу, как Брюс Уиллис разбивает окна и укладывает шестерых врагов одним махом. И не принимает «нет» за ответ. Твердо знает, как надо поступить, и ни перед чем не останавливается.
И неожиданно до меня доходит, почему меня так неотступно преследуют кадры из этого фильма. Это мое подсознание пытается дать мне подсказку. Мне внезапно становится стыдно за собственную беспомощность. Почему это я решила смириться с судьбой? Почему сравнивала себя с героем «Изгоя»? А не «Крепкого орешка»? Если бы Брюса Уиллиса в сочельник заперли в зоомагазине, он не стал бы просто сидеть и лить слезы, верно? Он бы, с пистолетом наперевес, полез в вентиляцию или взорвал что-нибудь, или еще как-нибудь выкрутился.
«Я не какая-то там жертва вроде Изгоя», – решительно говорю я себе. И не узница. Я не собираюсь тухнуть тут, есть семечки в качестве рождественского ужина и уповать на то, что кто-нибудь придет и спасет меня. Стиснув зубы, я оборачиваюсь к хомякам.
– Я хочу встречать Рождество со своей семьей, – объявляю я им сиплым голосом Брюса Уиллиса. – И никто меня не остановит.
Я смогу отсюда сбежать, смогу, конечно. Подумаешь, незнакомое помещение, парадный вход в которое закрыт металлической решеткой, а задняя дверь заперта на замок. Давай же, Бекки, не будь размазней.
Впервые с того момента, как вошла в магазин, я задираю голову и внезапно замечаю в потолке люк. Он ведь наверняка куда-то ведет. Боже! Почему я не подумала об этом раньше?
Я нахожу палку с крюком на конце и подтаскиваю к люку стремянку. Торопливо взбираюсь по ней и вскоре попадаю на некое подобие чердака, загроможденного ящиками и застланного уродским ковром. Теперь остается только найти выход отсюда – скажем, дверцу с табличкой «Выход отсюда».
Ладно. Дверцы с табличкой «Выход отсюда» тут нет. Но есть слуховое окно. Я могу выбраться через него. Задвижка очень тугая, но в итоге мне все же удается ее открыть. Я распахиваю створку, подтаскиваю к окну стул и высовываюсь наружу. Выбралась! Ну, почти. Жадно вдыхаю морозный воздух и, сама не своя от накативших чувств, разглядываю простирающуюся внизу улицу. Никогда больше не буду принимать свободу как должное. Никогда.
Проблема только одна: слуховое оконце очень узкое. Но, может, мне все же удастся вылезти через него на крышу? А потом… ну, как-нибудь спуститься оттуда вниз.
Нечеловеческим усилием я протискиваю в окно плечи, высовываюсь до талии. А дальше – ерзаю, кручусь, подтягиваюсь… но все тщетно. Бедра в эту щель определенно пролезать не желают. Чтоб ты провалилась, система тренировок «Чудесное преображение»!
Ладно, придется вернуться на чердак и придумать другой план. Я пытаюсь протиснуться обратно и вдруг понимаю, что… не могу. Верчусь, ерзаю, дергаюсь и, наконец, прихожу к ужасному постыдному умозаключению: я застряла. Одна моя половина осталась внутри магазина, а вторая торчит из слухового окна. Спокойствие, только спокойствие, – начинаю убеждать себя я. Пускай сейчас сочельник, я застряла в слуховом окне зоомагазина, и никто не знает, где меня искать. Но ведь должен быть какой-то выход. Из любой ситуации есть выход.
