– Брось. – Я отворачиваюсь к окну. – На моем месте так поступил бы каждый.
– Ты такого не заслужила, – вдруг с чувством произносит Стеф. – Совершенно не заслужила. – В этот момент ее телефон издает писк, Стеф вздрагивает, открывает пришедшее сообщение и вскрикивает от неожиданности. – Боже. Мои родственники приехали. Уже! Стоят во дворе, перед моим домом. Но я не могу оставить тебя в таком состоянии.
– Нет-нет, иди! – решительно возражаю я. – Беги скорее! Хорошо вам отметить Рождество!
– Тебе есть кому позвонить? Например… – Она неловко замолкает, и я понимаю, о чем она думает. Кому мне звонить? Родным? Друзьям? У меня надсадно ноет в груди, но я заставляю себя улыбнуться.
– Все хорошо. Люк уже едет. Скоро будет дома. Стеф, тебе пора, тебя семья ждет. Беги к ним.
Стеф бросает на меня последний отчаянный взгляд, но все же поднимается на ноги и ловит пробегающего мимо Харви.
– Милый, бабуля приехала! Она уже у нас дома! – говорит она ему, и в голосе ее отчетливо слышна искренняя радость.
Крепко обняв меня на прощание, Стеф уходит. И мы с Минни остаемся ждать Люка вдвоем. Я включаю мультик «Снеговик», устраиваюсь с дочкой в обнимку на диване и стараюсь внушить себе, что мне тепло, уютно и спокойно. И не обращать внимания на то, как тяжело клонится вниз моя пылающая голова.
Замечаю на полу Миннину раскраску про Гринча, подбираю ее и вспоминаю слова Люка. Что бы ни украл Гринч… Рождества ему не испортить. Начинаю листать страницы и, наконец, дохожу до рисунка, на котором все Ктоты поют, вскинув руки вверх. Вот оно – воплощение счастья. Братства. Духа Рождества. Я разглядываю картинку, пока она не начинает расплываться у меня перед глазами. Слова расползаются, а голова делается все тяжелее и тяжелее.
У меня есть елка, подарки и даже вегетарианская индейка. Но нет ни семьи, ни друзей. Единственного, без чего в Рождество не обойдешься.
Не могу я больше притворяться. Утыкаюсь лицом в колени и начинаю рыдать беззвучно, чтобы не напугать Минни.
Неужели мое первое Рождество дома пройдет вот так? Что я сделала не так?
Плечи у меня трясутся, из носа течет, глаза крепко зажмурены… И когда рядом раздается голос Люка, мне поначалу кажется, что он мне приснился.
– Бекки? – Чувствую, как его теплые руки обнимают меня. – Бекки! Боже мой! Что случилось?
– Ой, привет. – Я поскорее вскидываю голову и начинаю тереть лицо. – Все хорошо. Просто… Все отказались приходить к нам на Рождество, и я немного… ну, расстроилась. Но все будет хорошо.
– Отказались? – в замешательстве смотрит на меня Люк.
– Да. Они все отменили.
– Кто отменил?
– Да все. Мама и папа, Дженис, Сьюзи… Джесс…
На пару мгновений Люк как будто теряет дар речи. А затем мягким папиным голосом, каким обычно обращается к Минни, просит меня:
– Бекки, давай на минуточку выйдем на кухню.
Мы уходим в кухню, закрываем за собой дверь, и тут он оборачивается и начинает орать:
– Какого хрена? Какого хрена? Расскажи все с самого начала. Что тут стряслось?
– Ну… – лепечу я. – Сначала Джесс прислала сообщение, что не сможет прийти по личным причинам. Потом позвонила мама и сказала, что они с папой заболели. Дженис заявила, что хочет просто тихо посидеть с Мартином дома. А Сьюзи – что они все же решили ехать к дядюшке Руфусу.
– В голове не укладывается, – бормочет побледневший как мел Люк. Никогда еще его таким не видела. – Никто не отказывается от приглашения в гости в сочельник. Так не поступают.
– Пускай не приходят, если не хотят, – несчастным голосом отзываюсь я.
– Да ну на хрен! – взрывается Люк. – Нет уж, пускай хотя бы объяснятся. Бекки, я такое молча глотать не собираюсь. Не собираюсь. Ты с ног сбилась, устраивая для них праздник. Я не позволю им так с тобой поступать.
– Ты тоже помогал, – справедливости ради замечаю я, но Люк качает головой.
– Я и сотой доли не сделал. Это полностью твое детище. Твое творение. Твоя заслуга. И ты такого отношения не заслужила. – Он хватает мобильный и начинает набирать номер. А затем, нахмурившись, бросает: – Автоответчик… Привет, Джейн! Это Люк. Будь добра, перезвони мне.
Такие же сообщения он оставляет Сьюзи, Дженис и Джесс, а затем с озабоченным видом откладывает телефон. И кухня вдруг начинает казаться мне такой мрачной. Будто за окном вовсе и не Рождество.
– Хочешь кофе? – наконец, спрашивает Люк. – Или чего-нибудь выпить?
Я в апатии качаю головой. Люк кивает, но все же идет включать чайник. По дороге замечает перевернутую картонную коробку на стойке, поднимает ее и в ужасе отпрыгивает.
– Боже праведный! А это еще что такое?
– Вегетарианская индейка, – уныло отвечаю я. – Ее зовут Свинка Пеппа.
– Ясно.
Люк явно пытается сообразить, что все это значит, а затем, сдавшись, просто снова накрывает индейку коробкой. Наливает себе кофе и принимается пить его мелкими глотками.
– То есть лично ты ни с кем из них не говорила? Объясни мне еще раз.
– Говорила с мамой и Сьюзи. У Сьюзи был очень странный голос. Фальшивый какой-то. Совершенно на ее не похожий. Люк, мне кажется, что-то произошло, – горестно всхлипываю я. – Не думай, что это паранойя. Они все позвонили друг за другом, в течение десяти минут. Как будто… забастовку объявили.
Люк, глядя в пространство, медленно выдыхает. Он больше не злится, теперь он задумчиво хмурится.
– Но с какого перепугу им отменять Рождество?
– Не знаю! – всплескиваю руками я. – Я всю голову уже сломала. Может, все из-за Фло? Или какой-то другой размолвки? Может, они тайный чат в вотсапе создали? У меня такое чувство, что все они знают что-то, чего не знаю я, – наконец, заключаю я. – Вот что мне кажется. И никто ничего не желает мне объяснить.
Люк с минуту молча пьет кофе, затем поднимает глаза на меня.
– Ладно, – говорит он. – Кто из твоих родственников чаще всего говорит то, что думает?
– Джесс, – ни секунды не колеблясь, отвечаю я.
– Вот именно. Джесс. У нее мы все и выясним. – Он снова хватается за мобильный и подносит его к уху. – Автоответчик. Какой у нее домашний номер?
– Наш же, – напоминаю я. – Номер мамы и папы в Оксшотте.
– А, ну конечно, – он набирает другой номер, снова подносит трубку к уху и объявляет: – Занято. Значит, она дома. – Затем распахивает кухонную дверь и кричит: – Минни! Зайчик! Надевай сапожки. И пальто… Мы едем к тете Джесс. – А потом, выставив вперед подбородок, оборачивается ко мне и добавляет: – И не уйдем от нее, пока она нам все не объяснит.
До Оксшотта мы добираемся за полчаса, и чем ближе подъезжаем к дому, тем туже скручивается мой желудок. Я ожидаю худшего. Хотя что может быть хуже?
