– Харви! Минни! Какие очаровательные садики!
– Угу, – фыркает Стеф так, что никто, кроме меня, не слышит. – Наш точно выдвинут на премию Тернера
[18].
Я усмехаюсь – и тут замечаю, что глаза у нее блестят. Господи! Наверняка этот урод, ее муженек, что-то отмочил. Но не могу же я начать расспрашивать ее в школьном коридоре.
– Кстати, как хорошо, что вы обе здесь, – говорит мисс Лукас. – Мы как раз распределяли роли для рождественского спектакля и решили, что Минни и Харви будут играть волхвов!
Минни будет волхвом! Я так и вспыхиваю от гордости.
– Костюм очень простой, – радостно добавляет мисс Лукас. – Вот тут выкройка… – она вручает нам со Стеф пухлые конверты, и улыбка сползает у меня с лица. Выкройка? То есть его придется… шить? – Просто прострочите швы, – жизнерадостно продолжает мисс Лукас. – А кое-где заложите складочки. Если захотите украсить костюм вышивкой или лентами, будет чудесно. Но это не обязательно, – заканчивает она, широко улыбаясь.
Складочки? Вышивка?
Что-то не помню, чтобы, когда мы записывали Минни в школу, завуч предупреждала нас: «Учтите, родители наших учеников должны уметь вышивать и закладывать складки». Но возразить я не могу, ведь Минни смотрит на меня с такой надеждой.
– Никаких проблем! – сам собой произносит мой голос. – Думаю, я еще добавлю пайеток и вручную кое-что пришью.
– Замечательно! – хлопает в ладоши мисс Лукас.
Стеф же не отвечает, просто рассеянно сует конверт в свою огромную торбу. Мы прощаемся с детьми, направляемся к выходу, и тут она говорит: «Пока, Бекки» и прежде, чем я успеваю ответить, ныряет в женский туалет. Несколько секунд я озабоченно смотрю ей вслед, а затем вхожу следом. Просто хочу убедиться, что все в порядке.
В туалете, как и всегда, толчется несколько мам. И вовсе не потому, что им надо пописать, тут они сплетничают. Стеф проходит к одной из раковин, с несчастным видом разглядывает себя в зеркале и начинает поправлять макияж. И я решаю, что дам ей закончить, а потом предложу поговорить.
Но у Стеф ничего не выходит. Глаза ее снова и снова наполняются слезами, и ей постоянно приходится стирать расплывшуюся подводку и начинать заново. Так проходит пара минут, а затем к ней обращается одна из женщин, с которой я не знакома:
– У вас все нормально?
– У меня? – Стеф взвивается, как ошпаренная кошка. – Да-да, все хорошо. Отлично!
Она бросает отчаянный взгляд моему отражению в зеркале и ныряет в кабинку. А я, не раздумывая, захожу в соседнюю. Я бы отправила ей сообщение, но сеть тут почти не ловит. А если начнешь шептать, кто-нибудь может услышать. Постучишь в стенку – и подавно…
И тут меня осеняет. Я достаю из сумки ручку и какой-то старый чек. А, это из «Бутс», за 3 банки сыворотки № 7, на которую была скидка. Кстати, а куда же я их засунула?
Ну да ладно. К делу. Я пишу на бумажке: «Ты правда в порядке? С любовью, Бекки хх» и сую ее под перегородку.
А через пару секунд бумажка возвращается с ответом от Стеф: «Нет. Не совсем».
Я так и знала.
«Давай поговорим. Можно в твоей машине. х», – пишу я и снова просовываю бумажку под перегородку.
И почти сразу же мне приходит ответ: «Да, пожалуйста. Спасибо. Х».
Спустя двадцать минут я знаю о жизни Стеф, о ее муже Дэмиане и об их последнем жутком отпуске на Кипре куда больше, чем мне бы хотелось. Сказать по правде, я всем этим слегка ошарашена. Семейная жизнь должна быть, как скотч для одежды. Крепкая, надежная и такая, чтобы ничего не торчало наружу. Но иногда случается, что в самый неподходящий момент скотч отрывается, все расползается, и на место ничего уже не прилепишь.
Когда мы были в Штатах, Сьюзи с Тарки повздорили, и я уже опасалась худшего. И Джесс на днях была вся потухшая. А теперь еще… это. Оказывается, Дэмиан ничего не хочет слушать и к семейному психологу идти не желает. Сначала он твердил, что у него никого нет, а теперь выясняется, что другая женщина все же есть. Они вместе работают: он – в ИТ-отделе, а она отвечает за организацию корпоративных мероприятий. Как-то раз они вместе поехали в Манчестер на конференцию, и там, в отеле «Мальмазон», все и случилось. (Честно говоря, я бы обошлась без подробностей, но не хочется мешать Стеф изливать душу.)
Мы сидим в припаркованной у обочины машине, Стеф все говорит и говорит, но временами испуганно оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что никто за нами не наблюдает. Она ужасно боится, что кто-нибудь обо всем узнает. Потому что тогда новость дойдет и до Харви. А больше всего ей хочется, чтобы Дэмиан осознал, каким был идиотом, и вернулся, а Харви так никогда ни о чем и не узнал.
– В каком-то смысле Дэмиан прав, – говорит Стеф, печально глядя в окно. – Со мной в последнее время было не так уж весело. Я не слишком искрометно шучу. А когда мы отправляемся поужинать в ресторан, могу уснуть, уронив голову на стол. – Она тяжко вздыхает. – Просто тащить на себе одновременно и работу, и школьные дела так сложно. К тому же у нас сейчас очень важный проект… – Стеф судорожно трет лоб, будто стараясь выгнать из головы навязчивые мысли. – Мы полгода назад переехали в новый дом, а я так до сих пор и не решила, в какой цвет выкрасить спальню. Да я даже коробки с вещами не разобрала. Мы с мужем поскандалили, и он сказал, что я просто 33 несчастья. И был прав.
Тут меня охватывает ярость: это же надо, обзывать человека, который вкалывает так, как Стеф. Видела я этого ее мужа пару дней назад в школьном дворе, рассмотрела его хорошенько и могу сказать, что он меня совершенно не впечатлил. Одет в какие-то древние линялые джинсы и из телефона не вылезает. Харви цеплялся за его руку, а он на него даже не смотрел. К тому же у него ужасно неприятный смех. Да кем он себя возомнил?
– Стеф, это не ты 33 несчастья, это он козел! – гневно выпаливаю я. – А ты чудесная! Сильная, позитивная и за Харви горой. А на юмор ни у кого из нас времени нет. Все целыми днями ваяют аппликации из макарон!
Мне хочется рассмешить Стеф, и она действительно невесело усмехается.
– Да у меня самой три коробки вещей не распакованные стоят с тех пор, как я переехала сюда из Фулхэма, – добавляю я для пущего эффекта. – И я понятия не имею, что в них. И кстати, если твоего мужа так беспокоят вещи, мог бы взять и сам их распаковать, разве нет?
Стеф снова негромко смеется, но на вопрос не отвечает. А я не настаиваю – все-таки мы с ней не так уж близки.
– А что говорит твоя мама? – пробую сменить тему я. – Что она обо всем этом думает?
– Я ей не сказала пока, – признается Стеф, помолчав. – Ты, Бекки, единственная, кто в курсе.
– Так расскажи! – убеждаю я, хотя маму ее никогда и в глаза не видела.
