– Кто это?! – раздался голос, не внушавший никакого доверия.
Антони почувствовал себя взаперти. За спиной у него высилась непроницаемая стена леса. Он обернулся. Ничего. Правда, вытянуть руку он не решился бы. Тьма сгущалась все больше. В чаще угадывалось чье-то многочисленное смутное присутствие, что-то древнее, безразличное, копошащееся в черноте перегноя. Он содрогнулся.
– Это я, – произнес он еще раз, совсем тихо. – Открывай!
Ткань разошлась вслед за бегунком «молнии».
– Тише говори.
Антони на четвереньках двинулся вперед и исчез в недрах палатки.
– Что ты тут делаешь? – спросил голос. – Который час?
Антони двигался на ощупь. Ничего не было видно. Он почувствовал под пальцами что-то мягкое.
– Э!
– Да я не вижу ничего, – сказал Антони.
– Что ты тут делаешь?
Рука Антони продолжала обследовать местность. Он почувствовал щеку девушки. Она была горячая, только что со сна, как хлеб из печи.
– Ты мягкая.
– А ты дурак, – ответила Ванесса. – Я уже говорила, чтобы ты не приходил сюда.
Она схватила его за шиворот и втащила внутрь, чтобы закрыть за ним «молнию».
Оказавшись в этом тесном пространстве, пахнувшем сахарной ватой или чем-то еще в том же духе, а еще каким-то более смутным, теплым запахом – белья, сонного тела, – Антони сразу почувствовал себя в безопасности. Рука его лежала на голом бедре. Ванесса не протестовала.
– Дай мне посмотреть, – сказал он.
– На что?
– На тебя. Не знаю. Покажись хоть немного.
Она принялась рыться в углу, повернувшись к нему спиной, а он, воспользовавшись этим, потрогал ее за зад. Сквозь ткань широких штанов, в которых она спала, проступали очертания трусиков. Ему захотелось просунуть руку ей между бедер.
– Кончай, – огрызнулась девушка.
Блеснул тонкий луч карманного фонарика. Он заметил, что Ванесса дуется.
– Что-то не так? – Вместо ответа она показала ему на часы. – И что?
– Ты меня достал. Второй час ночи. Я завтра буду никакая.
– Захотелось тебя увидеть.
Все же ей это было приятно слышать.
– Я работаю. К тому же, если тебя здесь застукают, мне голову оторвут.
Она стояла прямо перед ним на коленях, озабоченная, упрямая. Свернутые в узел волосы упали ей на плечо. Под футболкой «Снупи» угадывались почти квадратные соски голых грудей. Внезапно выражение ее лица изменилось.
– Что с тобой? – спросила она.
Направив луч фонарика в лицо юноши, она стала водить кончиком пальца по его ранам: бровь, нос, рассеченная губа. Это был и осмотр, и ласка одновременно. Антони закрыл глаза.
– Блин. Кто это тебя так?
– Ерунда. На работе подрался.
– Как это?
– Да с тем придурком. Младшим Ротье.
– Ну и ну, здорово он тебя отделал.
– Да ерунда, говорю тебе, – ответил Антони, которого это замечание сильно задело.
Она слегка помяла пальцами его переносицу, чтобы проверить, не сломан ли нос. Осмотрела его зубы, ощупала голову под волосами. Она обследовала его совершенно по-матерински, как будто искала вшей. Он неохотно, но терпел.
– Да нет там ничего, вот блин. Хватит.
– А с чего это он вдруг?
Антони отвечал уклончиво. Главное, он не сказал ей, что, перед тем как уехать из акваклуба, оставил в баре записку. Вся физиономия у него была в крови, руки дрожали, так что написал он ее только со второго раза. В результате бумага оказалась вся замызгана кровью, да и разобрать его каракули было трудно. Потом ему еще надо было пройти одному через то, что оставалось от праздника, да еще и держаться прямо. Получив записку, Стеф покраснела как помидор. Все смотрели на них. Президент с супругой остолбенели. Это был просто апофигей. «Что тебе еще тут надо?» – проскрипел сквозь зубы Сирил. Но Антони уже вручил записку, а на остальное ему было наплевать. Через два дня он будет ждать Стеф за старой электростанцией. Это и заключалось в двух строчках, нацарапанных синей пастой. Может быть, она придет.
Наконец он оседлал мотоцикл и, врубив третью скорость, умчался, не оглядываясь, без шлема, со страшным ревом. Получилось эффектно.
– А твоя работа? – спросила Ванесса.
– Работа тю-тю.
– Он тебя уволил?
– Ну да.
– Хреново.
Антони лег. Ему хотелось, чтобы она легла рядом.
– Погоди-ка, – сказала она.
Выключив фонарик, она так и сделала.
– Ничего не видно.
– Не хочу, чтобы какой-нибудь шкет нас застукал.
– Чего ты боишься?
– Ничего. Руку убери.
Он послушался, но она поймала его ладонь на лету и просунула свои пальцы между его. Они перешли на шепот.
– У тебя руки ледяные, – сказал Антони.
– Чшшш. Что же тебе теперь делать с работой? Думаешь, будут заморочки?
– Нет. Не знаю. Плевать.
– Постой секунду, – снова сказала она.
Ей не нравилось, когда он снова превращался в тупого мальчишку. Она поцеловала его в щеку, в нос, в губы. Он высунул язык. Она нежно приняла его в свой рот, и это стало началом поцелуя. Текла слюна, язык был нежный, мясистый, вертлявый. Ее рука плоско легла на его член, который уже начал набухать.
– Ты пахнешь лакричной жевачкой, – заметил Антони.
– Жвачкой.
– А ты пахнешь жевачкой.
Она хихикнула, лакричный вкус был у ее зубной пасты. Она укусила его за шею, стала искать губами его рот, подбородок, почувствовала, как его руки скользнули ей под футболку и крепко сжали груди. Она приподнялась и повернулась к нему спиной, вжавшись всем своим задом в его таз. Он схватил ее за горло. Она громко ойкнула.
– Тихо!
На этот раз он призвал ее к тишине. Она еще недолго поиграла с ним. В тесной палатке они плыли посреди пустоты, одинокие, самодостаточные. Соседство других палаток, мрак, лес только разжигали их страсть. Спаявшись телами, они ввинчивались друг в друга, чувствуя, как нарастает взаимное желание. Антони крепко обнимал ее за шею, за живот. Она вся размякла и только постанывала, только потела в тисках его рук. «Крепче», – сказала она, и он сильнее сжал ее в объятиях. Из груди у нее вырвался новый стон, похожий на мяуканье. Затем, не в силах больше сдерживаться, она снова повернулась, и их губы тут же встретились. Они осыпали друг друга нежными поцелуями, их рты раскрывались, словно пончики, полные сладкого варенья. Антони ощущал ее мягкий язык, обильную теплую слюну. Мурашки побежали по его яичкам, он слышал все учащающееся, влекущее дыхание Ванессы, и член его набухал все больше. От наслаждения девушка дышала носом. Она стала искать его лицом, их щеки, носы, лбы терлись друг об друга, потом поцелуи возобновились с новой силой. Вскоре это стало уже делом чистой техники. Было чудесно, они наполняли друг друга. Какой-то звук заставил их замереть.
