– Твою мать…
Кузен приподнялся.
– Достал, однако…
– Серьезно, скучища. Ни фига не делать целыми днями.
– Да ладно тебе…
Кузен накинул полотенце на плечи, оседлал свой крутой велик, собрался ехать.
– Давай шевели копытами. Едем.
– Куда это?
– Пошевеливайся, говорю.
Антони засунул полотенце в старый рюкзак «Шевиньон», достал из кроссовки часы и быстро оделся. Он только успел поднять с земли свой «BMX», как кузен уже скрылся за поворотом огибавшей озеро дороги.
– Подожди, блин!
Антони липнул к нему с самого детства. Их матери в молодости тоже были неразлейвода. Девицы Мужель, как их называли. Долго они наводили шороху в танцевальных залах кантона, прежде чем обе выскочили замуж, потому что любовь! Элен, мать Антони, выбрала одного из сыновей Казати. Ирен повезло еще меньше. Как бы то ни было, девицы Мужель с мужьями, детьми-кузенами – обе семьи – это был один мир. Чтобы убедиться в этом, достаточно было понаблюдать их на свадьбах, похоронах, на Рождество.
Мужчины мало говорили, рано умирали. Женщины красили и перекрашивали волосы и смотрели на жизнь с оптимизмом, градус которого тем не менее постепенно понижался. Состарившись, они хранили память о своих мужьях, отдавших Богу душу, кто на работе, кто в кабаке, кто от силикоза, о сыновьях, погибших на дороге, не считая тех, кто попросту смылся. Ирен, мать кузена, принадлежала именно к этой категории брошенных жен. Поэтому кузен быстро повзрослел. В шестнадцать лет он умел стричь траву, водить машину, не имея прав, готовить жратву. Ему даже разрешалось курить у себя в комнате. Он был бесстрашным и уверенным в себе. Антони пошел бы за ним даже в ад. Зато предки с их образом жизни вызывали у него все меньше теплых чувств. Все у них было как-то мелко – и рост, и положение, и надежды, даже несчастья – широко распространенные и какие-то конъюнктурные. Они либо теряли работу, либо разводились, либо оказывались рогоносцами, либо заболевали раком. В целом они были нормальными, и все, что существовало вне их жизни, считали относительно недопустимым. Так и росли эти семьи на камнях злобы, в подземельях накопившегося горя, которое под действием рюмки «пастиса» могло в один миг вылиться в такой банкет, что мало не покажется. Антони все чаще и чаще смотрел на них свысока. И мечтал свалить подальше.
Вскоре они приехали к старым железнодорожным путям, и кузен оставил свой велик в бурьяне. Затем, присев на рельсы, он какое-то время смотрел на досуговый центр «Лео Лагранж», находившийся внизу, под самой насыпью. Лодочный ангар был открыт настежь. Вокруг – ни души. Антони бросил свой «BMX» и подошел к кузену.
– Никого, – сказал кузен. – Сейчас прихватим лодку и поедем.
– Ты уверен?
– Не вплавь же нам добираться.
И кузен прыгнул вниз и побежал по насыпи через колючие кустарники и бурьян. Антони не отставал. Ему было страшно, но здо́рово.
В ангаре они несколько секунд привыкали к полутьме. К металлической стойке было подвешено несколько лодчонок, один «Атлантис-42» и каноэ. На вешалках висели спасательные жилеты, сильно вонявшие плесенью. Через открытые настежь двери виднелись пляж, сверкающее озеро и плоский пейзаж – как будто киноэкран, повисший во влажном полумраке.
– Иди сюда, вот эту возьмем.
Слаженным движением они отцепили выбранное кузеном каноэ, затем подхватили весла. Перед тем как выйти из прохладного ангара, они немного помедлили. Там было хорошо. Вдали одинокий серфер под парусом вычерчивал светлые борозды на поверхности озера. Никто так и не появился. У Антони кружилась голова, как у пьяного, такое обычно бывало с ним перед какой-нибудь глупой выходкой, например, когда он тырил что-нибудь в супермаркете или гонял как сумасшедший на мотоцикле.
– Ну давай. Поехали, – сказал кузен.
Взвалив каноэ на плечи и взяв по веслу, они бросились наутек.
В досуговом центре «Лео Лагранж» тусовались безобидные в сущности ребята, которых родители пристраивали туда на время, пока не начнутся занятия в школе. Вместо того чтобы искать в городе проблем на свою задницу, они занимались конным спортом и катались на водных велосипедах. В самом конце устраивался праздник, все целовались по углам и пили втихомолку; самым наглым удавалось даже склеить вожатую. Правда, в общей куче всегда находилось несколько редких отморозков, деревенских шпанцов, выдрессированных отцовской плеткой. Если попадутся такие, дело может плохо кончиться. Антони старался об этом не думать. Каноэ было тяжеленное. Только бы до берега дотянуть, максимум тридцать метров. Лодка врезалась в плечо. Он стиснул зубы. Тут кузен зацепился ногой о корень, и нос каноэ резко дернулся. Антони, шедший сзади, споткнулся и почувствовал, как в ладонь вонзилось что-то твердое, вроде занозы или какого-то острия, торчавшего внутри. Стоя на коленях, он смотрел на пораненную ладонь. Из нее текла кровь. Кузен был уже на ногах.
– Давай, времени нету.
– Секунду. Я поранился.
Он поднес руку к губам. Рот наполнился вкусом крови.
– Скорее!
Послышались голоса. Они снова побежали трусцой, кое-как удерживая лодку и глядя под ноги. С разбегу они влетели в воду по пояс. Антони подумал о своих сигаретах и о лежавшем в рюкзаке плеере.
– Залезай! – сказал кузен, отталкивая лодку дальше от берега. – Быстро.
– Эй! – заорал кто-то позади них.
Голос был мужской. Потом раздались и другие крики, все ближе и ближе.
– Эй вы, а ну назад! Эй!
Антони с грехом пополам забрался в каноэ. Кузен толкнул лодку в последний раз и тоже вскарабкался внутрь. Позади них на берегу какой-то пацан в плавках и два инструктора надрывались что было сил.
– Греби. Поплыли. Давай!
Они не сразу, но приноровились и довольно скоро уже гребли – Антони с левого борта, кузен с правого. На берегу суетились и орали на все голоса мальчишки в крайней степени возбуждения. Инструкторы бросились в ангар и вынесли оттуда три каноэ.
К счастью, лодка кузенов разрезала водную гладь с ободряющей четкостью. Они плечами чувствовали сопротивление воды и испытывали пьянящее ощущение скорости под ногами. Антони увидел тонкую струйку крови, текущую вдоль предплечья. Он на секунду выпустил весло из рук.
– Ты как? – спросил кузен.
– Ничего.
– Уверен?
– Ага.
Падавшие к его ногам красные капли сложились в голову Микки-Мауса. На ладони зиял тонкий порез. Он поднес руку ко рту.
– Греби! – сказал кузен.
Преследователи, в том числе и взрослые, сидели в лодках по двое, по трое. Они были не так уж далеко, и Антони взялся за весло с удвоенной силой. Солнце билось о черную воду озера, разлетаясь на миллион белых осколков. Он чувствовал, как по лбу и по бокам у него струится пот. Майка на спине как будто намертво приклеилась к коже. На душе у него было неспокойно. А вдруг они вызвали легавых?
