Дамиан подошел к могиле матери. Новое надгробие вышло простым: не слишком большим и не слишком вычурным – МамаЛу одобрила бы. Прочитав надпись, Дамиан остался доволен. Тюремного номера больше не было: его мать не совершала преступления, за которое ее посадили. Дамиан так и не выяснил день ее смерти, однако дату все-таки решил указать. Он выбрал день, когда услышал пение матери, сидя у стен Вальдемороса.
– Интересно, кто принес цветы и свечи? – удивился Рафаэль.
Могилу МамаЛу украшали бумажные гирлянды и свечи, мерцавшие в стеклянных банках. В центре, на ложе из ярких бархатцев, красовался череп из папье-маше.
– Эй, bandido! – кто-то дернул Дамиана за рукав.
– Сьерра! – Широко улыбнувшись, он подхватил ее на руки.
Сегодня девочка нарядилась в джинсы, черную толстовку и кроссовки с ядовито-зелеными шнурками.
– Пожалуйста, поставьте меня на землю, – строго сказала она, словно хотела показаться взрослее.
– Хорошо.
– Хоть кто-то способен тебя приструнить, – усмехнулся Рафаэль.
– Вы кто? – Сьерра, прищурившись, взглянула на него.
Дамиан их познакомил, а затем обратился к девочке:
– Что ты тут делаешь?
– Мама привела. – Она указала куда-то в толпу.
– Я думал, твоя мама в тюрьме. Ее уже выпустили?
Сьерра удивленно посмотрела на него.
– Ты же сама говорила, что она в Вальдеморосе.
– Она там работает. – Девочка закатила глаза.
– Значит, вы с ней живете… не там?
– В Вальдеморосе? – Сьерра расхохоталась.
– А вши? Я думал, ты подцепила их в тюрьме.
– Я иногда хожу к маме на работу. И порой забываю, что там можно, а чего нельзя. Я попросила одну девочку заплести мне косу, потом заплела косу ей. А гребешок у нас был один.
У Дамиана будто гора с плеч свалилась. Он даже не подозревал, как сильно его волновала судьба девочки. Этой маленькой драчунье удалось занять местечко в его сердце.
– Мне еще нужно украсить пару могил – бабушкину и дедушкину. – Сьерра подняла два ведерка. – Поможете?
– Ступайте, – кивнул Рафаэль. – Я подожду здесь.
Сьерра схватила Дамиана за руку и потянула его сквозь толпу к дальнему краю кладбища – туда, где располагались участки побольше, с плитами из гранита и мрамора. Здесь явно покоились не узницы Вальдемороса.
– Сюда. – Сьерра вручила Дамиану ведерки, а сама принялась вытирать пыль с надгробного камня. – Вынимайте цветы и все остальное.
– Слушаюсь, босс. – Дамиан с улыбкой начал выкладывать бархатцы.
Из другого ведерка он извлек свечи и череп из папье-маше – почти такой же, как на могиле МамаЛу.
– Где, интересно, их продают? – пробормотал Дамиан.
– Я его сделала сама, – откликнулась Сьерра и отступила на шаг от могильной плиты.
Надпись на камне гласила: «Адриана Нина Седжвик».
Дамиан выронил ведерко.
– Адриана… Седжвик? – У него закружилась голова.
– Это мамина мама. А папина похоронена во‐он там. Для нее я тоже склеила черепок. А тут – мой дедушка. – Сьерра указала на соседнюю могилу, более свежую и опрятную.
Увидев имя, Дамиан похолодел.
Уоррен Хендерсон Седжвик.
– Я их не знала, но мама говорит, что дедушка Уоррен очень любил бабулю Адриану, – щебетала девочка, совсем не замечая, что ее слова, подобно астероидам, сбивают Дамиана с орбиты.
– Когда деда умирал, – продолжала Сьерра, – он сказал, чтобы его похоронили рядом с бабушкой. Мама с дедушкой жили в Сан-Диего. Это в Штатах. Мама похоронила деду и осталась тут насовсем. Говорит, это потому, что она тут выросла. Второго дедушку я не знаю. И папу тоже ни разу не видела. Его зовут Дамиан, и он сидит в тюрьме. В настоящей! Он не работает там, как мама, а…
– Сьерра! Где ты пропадала? Я же сказала – жди меня возле… – Скай запнулась.
Она держала в обеих руках по зажженной свечке, которые погасли от ее изумленного вздоха.
Дамиан так и застыл на коленях с ведерком бархатцев, а Скай замерла у родительских надгробий.
– Мам, это мой новый друг. Я хожу к нему в гости после школы, – тараторила Сьерра.
Ни Дамиан, ни Скай ее не слушали.
Они наконец-то нашли друг друга – благодаря МамаЛу, Уоррену и Адриане. У Дамиана промелькнула мысль, что мертвые действительно воссоединились с живыми, собрались на кладбище в этот миг – и несмотря на сложный выбор, несмотря на ошибки, замысел жизни показался ему безупречным. Не важно, что двигало Уорреном, почему Дамиан сделал то, что сделал, и почему Скай скрывала от него Сьерру. В масштабах Вселенной каждый писал свою историю, сам себе сценарист и режиссер – а потом транслировал ее окружающим. Иногда чужие истории бывали понятны, иногда нет, но за каждой скрывалась другая, а за ней – еще одна, и все они сплетались в сложнейший узор, не обрываясь и после смерти. Одной маленькой жизни не хватало, чтобы все это объять.
Для Скай и Дамиана даже крохотный миг оказался почти необъятным. На них навалилось слишком многое: мысли, откровения, преграды. Прошло так много лет. Столько всего случилось за эти годы. Мир расползся, затрещал по швам, а затем стремительно сжался, лишившись очертаний, схлопнулся в одно-единственное мгновение – мыльный пузырь, готовый лопнуть от малейшего вздоха.
– Куда мне это отнести? – К Скай подошел Ник Тернер, поставив на землю пару тяжелых пакетов.
Дамиан вернулся к суровой реальности. После стольких лет, после стольких потерь он обрел любимую женщину и дочь – чтобы потерять их снова. Скай родила от него ребенка, но предпочла вернуться к Нику. А что удивительного? Она уже ходила с ним на свидания. Он был надежным, богатым, предсказуемым. И несомненно нравился ее отцу. Ник представлял интересы Скай в суде и знал во всех подробностях, что ей пришлось пережить. Хоронил ли он с ней Уоррена? Стал ли жилеткой, в которую она поплакалась после ссоры с Дамианом? Сколько тогда было Сьерре – месяца два? Скай и Ник неразлучны с тех самых пор? Поэтому она устроилась на работу в тюрьму? Стала партнером любимого, чтобы помогать ему с делами? Удочерил ли Ник Сьерру?
Вопросы теснились у Дамиана в голове. Он вырос без отца, и мысль, что его дочку постигла та же судьба, разрывала ему сердце. Сьерра, должно быть, знала о нем больше, чем он о ней. Или Скай ей ничего не рассказала? Хотела ли дочка с ним познакомиться? Гадала ли, почему он ее не навещает? Что она сделает, если узнает правду прямо сейчас? Смутится? Испугается? Отшатнется?
Ник чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, что делать. Сьерра деловито развешивала бумажные гирлянды, не замечая напряжения, сгустившегося вокруг.
Дамиан глядел на потухшие свечи в руках у Скай, на пакеты с гирляндами у ног Ника, на удивленные лица этой парочки. Он, Дамиан, был здесь лишним – джокером, который нарушил расклад в такой прекрасный вечер. Он вышел из тюрьмы на несколько месяцев раньше срока, однако сейчас предпочел бы снова оказаться за решеткой, лишь бы запереть там свою боль. Жить в неведении было мучением, но правда оказалась гораздо хуже.
