Думаешь, сеньору Седжвику есть до тебя дело?
Думаешь, он вытащит твою мамашу из тюрьмы?
Ты для этих богатеньких gringos – как вчерашняя газета: прочитали и выкинули.
Вот ледяная, суровая правда.
Эстебан выключил свет и замер в пустой темной комнате. Выбравшись в сад, он многое оставил позади: свое детство, наивность, глупые мечты, – бросив их лежать на полу россыпью смятых бумажных фигурок.
Глава 15
Эстебан сидел на бетонном крыльце небольшой кантины
[24] «Ла Сомбра»
[25], расположенной в Паса-дель-Мар. Покатый жестяной козырек защищал его от проливного дождя. Мальчик наблюдал, как вода струится по грунтовой дороге. В лужах яркими бликами отражались керосиновые фонари, висевшие у входа в лавки, которые еще не закрылись на ночь. Откуда-то звучала «La Bikina» в исполнении Луиса Мигеля – песня о прекрасной женщине с израненной душой, о печали и реках слез.
– Эй, мальчик! – крикнул мужчина из кантины.
Эстебан обернулся:
– Вы мне?
– Si
[26]. Есть хочешь?
Незнакомец внимательно посмотрел на мрачное, опухшее лицо Эстебана. Понял, наверное, что мальчику крепко досталось.
– Хуан Пабло! – Мужчина подозвал официанта. – Принеси пареньку oreja de elefante
[27] и что-нибудь попить. Как тебя зовут, мальчик?
– Эстебан.
Мужчина кивнул и продолжил уплетать свой ужин, запивая его мичеладой – пивным коктейлем с лимоном и пряностями. На его моложавом, открытом лице немного инородно смотрелись седые лохматые брови с изломом. Черные как вороново крыло волосы – вероятно, крашеные – он зачесал назад и уложил с помощью геля. С виду мужчине было около пятидесяти. На столе рядом с ним лежала трость из полированного дерева, черная и блестящая. Золотой набалдашник сверкал в простой и неказистой забегаловке, словно лучик надежды.
Эстебан сел напротив. При виде еды у него в животе заурчало. Здесь были энчилады
[28] с сыром, политые сливками. Затем официант принес теплые кукурузные тортильи, миску с зелеными перчиками халапеньо и бутылку воды. Мальчик старался есть помедленнее, пока не подоспел его собственный ужин – две большие телячьи отбивные, напоминавшие уши слона.
Эстебан молча ел, слушая музыку и шум дождя. Портреты Педро Инфанте и Марии Феликс – кинозвезд времен расцвета мексиканского кино – взирали на него со стен. Железные ворота усадьбы Седжвиков много лет ограждали мальчика от суровой реальности, однако теперь он очутился совсем в другом мире, увидел иную жизнь. Теперь он должен был сам о себе позаботиться и найти способ попасть к МамаЛу.
Человек-из-кантины доел энчилады и развернул газету. Бегло просмотрев заголовки, он усмехнулся.
– Гляди, Хуан Пабло! – Он указал на одну из заметок официанту, который пришел забрать тарелки. – БА-БАХ!
Человек-из-кантины вскинул руки, изображая взрыв, и оба мужчины рассмеялись.
Когда Эстебан разделался с ужином, дождь утих, превратившись в слабую морось. Мальчик не мог просто встать и уйти. Он считал, что одного «спасибо» будет мало, поэтому медлил. А еще ему не хотелось идти домой к дяде Фернандо.
– Тяжелый выдался денек? – поинтересовался Человек-из-кантины.
Эстебан промолчал. Шишка над глазом уже раздулась вдвое.
– Камила! – Мужчина подозвал низенькую полную женщину, работавшую на кухне; на ней был фартук, заляпанный кетчупом и соусом pico de gallo
[29]. – Принеси парнишке льда.
– Спасибо, – сказал Эстебан, стараясь не морщиться, когда Камила приложила к шишке несколько кубиков льда, завернутых в кухонное полотенце.
– Хочешь подзаработать, парень? – предложил Человек-из-кантины.
Эстебан мог не отвечать: все было написано у него на лице.
– Я заплачу пятнадцать песо, – продолжил мужчина, – если опустишь вот эту газету в мраморный вазон у статуи Архангела Михаила. Знаешь, где это?
Эстебан кивнул. Мужчина вложил между страницами прозрачный пакетик с белым порошком, свернул газету вдвое и передал мальчику.
– Приходи завтра вечером, и я тебе заплачу. Tú entiendes?
– Si.
Эстебан понимал, что дело опасное, однако на кону стояли пятнадцать песо. Не триста пятьдесят, конечно, но надо же с чего-то начинать.
Он взял газету. Спрятать ее оказалось некуда. На нем по-прежнему красовалась пижама, в которой он спал, когда забрали МамаЛу. На ярко-зеленой футболке улыбалась неоново-желтая обезьянка. Надпись под картинкой гласила: «Макака-забияка». На шортах, тоже зеленых, пестрел узор из бананов.
Дорога к площади пустовала. Все сидели по домам и смотрели вечерние novelas
[30]. Дождь размягчил землю, и Эстебан с радостью шлепал уставшими, натруженными ногами по прохладной грязи.
Церковь Архангела Михаила являлась главным украшением Паса-дель-Мар. Ее белоснежный силуэт высился среди пальм, цитрусовых садов и журчащих фонтанов. Позади располагалось кладбище; надгробные плиты темнели стройными рядами, будто стражники. МамаЛу водила Эстебана в церковь каждое воскресенье, пока они жили у дяди Фернандо. Мальчик помнил мерцание свечей, резные фигуры святых и терпкий аромат застарелого ладана. Больше всего ему запомнилось, как крепко мать сжимала его руку, когда они сидели на скамье под высоким сводом.
Белоснежная мраморная фигура Архангела Михаила красовалась у входа. Местные шутили, что, если к церкви приближался грешник, статуя плевала ему на голову. МамаЛу и Эстебан всегда заходили через боковую дверь.
Мальчик огляделся в поисках вазона, о котором говорил Человек-из-кантины. Это был тяжелый мраморный сосуд около трех футов в высоту, внутри которого стоял горшок с цветами и папоротником. Эстебан сунул газету в зазор между горшком и стенкой вазона, развернулся и пошел домой.
