Он медленно придвинулся, и мы оказались лицом к лицу.
Я балансировала на краю преисподней. Снаружи слышались голоса: рабочие заправляли баки. Услышат ли они мой крик?
– Хочешь, позову их сюда? – Дамиан привязал меня за руки к столбикам кровати. – Думаешь, с ними будет безопаснее?
Он оторвал еще один лоскут от моей кофточки. Я могла бы завизжать или крикнуть: «Помогите!» – но не стала, и Дамиан заткнул мне тряпкой рот.
Он отполз немного ниже и его пальцы, скользнув по моей шее, спустились к застежке бюстгальтера, располагавшейся спереди. Я затаила дыхание. Пальцы направились ниже, вдоль живота – к поясу шортиков. Дамиан немного поиграл с язычком молнии, упиваясь тем, как мое сердце то замирает, то несется вскачь.
– Какие мы пугливые, – проворковал он.
Затем сильнее раздвинул мне ноги и навалился сверху. Я залилась краской, ощутив его каменную твердость.
– В следующий раз подумай перед тем, как меня дразнить.
По-прежнему одетый, Дамиан надавил на меня всем своим весом, словно демонстрируя, насколько он крупнее и тяжелее. Затем он встал и развел мои ноги еще шире, привязав их к столбикам кровати. Обошел вокруг, проверяя надежность узлов. Дрожа, я крепко зажмурилась. Я была полностью в его власти.
– Может, теперь ты станешь паинькой.
Сердце бешено стучало.
Я ждала, что Дамиан на меня набросится, однако он надел бейсболку, выключил свет и вышел, заперев дверь. Я слышала, как он что-то обсуждал с моряками, а затем, судя по треску мотора, одна из лодок уплыла.
Интересно, подумала я, взял ли он с собой трофей из морозильника, чтобы отправить его почтой?
Уоррену Седжвику. Доставить лично в руки.
Мне бы обрадоваться передышке, но я ощущала лишь тревогу, не зная, чего ожидать. Мой разум нырял в червоточины вероятностей, и самой худшей, самой постыдной была та, где Дамиан возвращался к задуманному, а я не возражала.
⁂
Заправка еще шла полным ходом, когда Дамиан приплыл обратно. И не один. Я услышала цоканье каблучков: он привез с собой подружку.
Шаги раздались за дверью, и я замерла. Пот лился с меня ручьями, мизинец снова болел. Я вздрогнула от громкого стука. Думала, дверь распахнется, однако она осталась закрытой. Послышался сдавленный стон, и стук возобновился.
На мгновение я подумала, что Дамиан приволок еще одну жертву, что она борется с ним, пытаясь сбежать. Вскоре стук превратился в ритмичные толчки, а в звуках, которые издавала женщина, смешались боль и наслаждение.
Дамиан трахал ее у двери. Быстро и жестко. Ублюдок хотел, чтобы я уяснила: он предпочел ее мне, чтобы выплеснуть желание, которое я в нем разожгла. Он предпочел заплатить портовой шлюхе, лишь бы не поддаваться влечению ко мне. Он считал меня ничтожеством, безликим орудием мести. Пока я представляла, как он меня насилует, – он меня наказывал. Жестокая, продуманная пытка. Он заронил эту мысль мне в голову, а мой мозг продолжил начатое. Я позволила себя унизить, отыметь самыми грязными способами – сама, в своих собственных фантазиях.
То, что я испытала, мне совсем не понравилось. Мне бы радоваться, что он меня не тронул, – а я почувствовала себя униженной. Растоптанной. Отвергнутой. От звуков за дверью мне должно было стать противно, но я ощущала лишь досаду и смущение.
Женщина отрывисто вскрикнула и замолчала, тяжело дыша. Впрочем, тишина не продлилась долго. Толчки возобновились. Я слушала ее умоляющие стоны и не знала, просит она продолжать или прекратить.
Они переместились дальше. На что-то с грохотом налетели. Я зажмурилась, надеясь отгородить себя от стонов и вздохов, доносившихся с кухни. Глупо, конечно, закрывать глаза, чтобы отделаться от звуков. Стало только хуже. Теперь я представляла, как женщина стоит, прогнувшись и опираясь на спинку стула, а Дамиан входит в нее сзади со звериной яростью – потому что именно так звучал их секс: дико, первобытно, неистово.
Это продолжалось целую вечность. Не мужчина, а ненасытное животное! Он кончил, коротко и хрипло выдохнув. Я тоже выдохнула, осознав, что все время была напряжена, словно находилась на кухне вместе с ним.
Женщина что-то сказала – тихо, я не расслышала. Мне показалось, что Дамиан засмеялся. Я отвергла эту мысль: не могла представить его смеющимся. Какое-то время они вполголоса переговаривались. Потом я услышала шаги наверху.
Дамиан расплатился с мужчинами, с женщиной или сразу со всеми. За топливо и воду для яхты и отличный перепих для владельца. Все было готово к отплытию. Я упустила свой шанс – теперь возможности сбежать уже нет. Гул моторных лодок утих.
Дамиан вернулся в каюту. На нем все еще красовалась бейсболка. Не думаю, что он снимал ее при проститутке. Может, вообще не раздевался полностью: просто спустил штаны и поимел свою гостью у двери.
Он пристально посмотрел на меня. Я лежала в одних шортах и бюстгальтере, с раздвинутыми в стороны ногами.
– Ужин готов. – Он вынул тряпку у меня изо рта.
– Не хочу есть.
Он не спеша отвязал меня от кровати.
– Похоже, ты забыла, какие здесь правила, – сказал он тихо, погладив мой перевязанный палец.
Больше слов не требовалось. Я ненавидела Дамиана и ненавидела себя за то, что позволила ему взять верх. Я побрела на кухню, потирая покрасневшие запястья. Дамиан развернул лоснившийся от жира бумажный пакет и выложил на тарелку несколько хот-догов. Мне бы сразу на них наброситься, после рыбной-то диеты, да только запах шлюхи перебил мне аппетит. Сушилка для посуды валялась на полу, как и другие вещи, сметенные со столешницы.
– Ешь. – Дамиан уже умял свою порцию и начал разбирать продукты, которые купил.
Заполнив холодильник, он достал консервный нож и открыл банку сгущенного молока, затем перелил содержимое в чистую склянку и закрыл крышкой. Видимо, такое молоко хранилось дольше свежего. Дамиан занялся приготовлением кофе.
Мое внимание привлекла зазубренная крышка от консервной банки, лежавшая в мусорном ведре прямо у ног. Я наклонилась. Дамиан по-прежнему стоял ко мне спиной.
Я зажала крышку в ладони, чувствуя ее острый зубчатый край. Сгодится, чтобы перерезать яремную вену.
На счет «пять», Скай.
Я глубоко вдохнула и мысленно посчитала.
Раз, два, три, четыре, пять…
Дамиан повернулся, и я ударила. Все бы хорошо, однако он перехватил мою руку, прежде чем я смогла ранить достаточно глубоко. Черные глаза расширились от боли, и он с размаху влепил мне пощечину. Меня отбросило к стене, на щеке расцвел красный отпечаток ладони.
Дамиан зажал порез рукой. Я хотела, чтобы стойку, на которую пролилась моя кровь, теперь захлестнула его собственная. Я хотела, чтобы он упал на колени и умер в липкой алой луже. Я хотела смотреть ему в глаза, когда он испустит последний вздох.