Джеймс пошел дальше по проезду. Гравий хрустел у него под ногами. Вот и дендрарий. Он поднял голову. Никаких бомбардировщиков. Нет, надо отключиться. Остальные, наверно, там, где он их бросил. Нет, снова отключиться. Он. Их. Бросил.
Он не знал, зачем в лагерь приехал в сверкающем черном автомобиле офицер-итальянец и поднялся в кабинет коменданта. Пленные бросили свои занятия, потому что такое уже случалось, и людей забирали. Страх пропитывал все вокруг, его запах, казалось, можно было почувствовать. Через некоторое время от коменданта вышли трое охранников, а итальянец направился к автомобилю. Стегнув тросточкой по начищенным до блеска сапогам, он кивнул своему шоферу. Джеймс увидел, что охранники двинулись в сторону их группы игроков в прутики. Все поднялись, как по команде, и ждали, стоя плечом к плечу.
– Ты, – сказал приземистый грубого вида охранник, тыча пальцем в Джеймса, у которого сразу же начали подкашиваться ноги. Йен схватил его за одно плечо, а Фрэнк за другое. К горлу подкатила желчь. Джеймс сглотнул ее, заставляя себя стоять прямо.
– За что? – прохрипел он.
– Ты! – снова заорал охранник. Двое других оттолкнули Йена и Фрэнка двумя ударами и поволокли его.
– За что? – повторил он, испытывая желание сопротивляться, но отказываясь показать этим сволочам свой страх. И поэтому, когда его толкали к автомобилю, он обернулся и крикнул: – Все будет в порядке!
Йен ощупывал сломанный нос, Фрэнк легонько обтирал разбитую губу. Джеймс подошел к автомобилю и, остановившись рядом, задал этот же вопрос офицеру, стоявшему у открытой двери. Тот открыл заднюю дверь. Джеймс произнес:
– Я ничего не знаю, что могло бы вам помочь, кроме правил игры в прутики.
– Садитесь, – приказал офицер.
Внутри Джеймс увидел немецкого офицера. Немец похлопал рукой по сиденью рядом и сказал:
– А, герр Уильямс. У вас влиятельные друзья. А может быть, кто-то где-то предложил что-то ценное в обмен на ваше освобождение.
Джеймс сел в машину. Итальянец хлопнул дверью и с удобством устроился на переднем пассажирском сиденье. Когда слова немца дошли до сознания Джеймса, он попытался нашарить ручку двери. Ее не было.
– Я не хочу ехать. Здесь мои друзья. Как я могу выйти?
Шофер нажал на газ, и автомобиль увез Джеймса прочь от лагеря.
Он протянул руку и дотронулся до ветви платана. Она была такая гладкая. Дул резкий ветер. Да, здесь была еда, чтобы есть, вино, чтобы пить, но и после двух недель пребывания дома желудок у него не работал. Он вздохнул. Странное ощущение: как будто он смотрит на все окружающее сквозь толстые линзы. Примроуз выросла, она не была больше голенастым жеребенком. Терри и Фанни стали матерыми, умелыми профессионалами и прекрасно заменили Скакуна. Дэвид проделал отличную работу. Эстрелла и Мария пообвыклись, но мало с ним говорили, только сказали, что очень рады, что он выжил.
Казалось, Истерли Холл продолжал жить безмятежной жизнью. Мир здесь ощущался во всем, но сам он не чувствовал ничего, кроме сжигающей его ярости. От этого ему все время было жарко, он не мог спать, но когда и удавалось заснуть, ему снились звуки прерывистых выстрелов и голоса друзей, что-то кричавших, когда его заталкивали в итальянский автомобиль.
Теперь он уже бежал очертя голову между деревьев, радуясь боли в ребрах, когда они подпрыгивали и вибрировали на ходу, еще не зажив после многочисленных побоев в лагере для военнопленных. Тяжело дыша, он добежал до кедра. Сколько времени сейчас? Он посмотрел на новые часы, подаренные ему родителями. Они не находили, не могли найти слов, чтобы выразить свою любовь, облегчение, а также желание надрать ему уши за то, что он не сказал им, что уезжает, но зная, почему он этого не сделал.
Тим был на месте, как и обещал, потому что Джеймс сказал, что должен поблагодарить его. Ему не хотелось, но он должен, это так.
Он протянул руку, и Тим пожал ее. Джеймс сказал:
– Спасибо тебе, но…
Последовала пауза. Тим произнес:
– Но… В плену остались твои люди. И ты чувствуешь себя виноватым. У тебя кошмары. Ты жалеешь по многим причинам, что не умер. Ты хочешь попытаться вытащить их оттуда.
Рука Джеймса бессильно упала. Откуда кузен все это знает? Тим сказал:
– Я попробую обеспечить их безопасность. Но…
Теперь была его очередь замолчать. Оба мужчины – а теперь они стали мужчинами, думал Джеймс – обернулись и посмотрели на дом, этот большой дом, Истерли Холл. Тим сказал:
– Он такой крепкий, правда, Джеймс? И кажется, что он никогда не меняется, просто существует, пока мы впутываемся во все эти передряги.
В этот момент таксы, Ягодка и Изюм, с громким лаем вырвались из конюшен, подбежали и принялись прыгать на Тима, облизывая его, визжа от радости, покусывая друг друга за право быть обласканными первыми. Тим нагнулся и ласково потрепал их за уши.
– Ну-ну, парочка. Хоть вы рады меня видеть. Как поживаете, дорогуши?
– Ну-ка, вы, оба, быстро сюда. Отойдите сейчас же! – посреди тявканья раздался голос Брайди.
Услышав раздражение в ее тоне, собаки завиляли хвостами и побрели обратно через лужайку, пересекли гравий на дороге и потерлись о ее ноги, а потом побежали, обнюхивая землю, через гаражный двор на кухню. Она задержала на секунду взгляд на Тиме. Выражение ее лица невозможно было понять. Она повернулась и ушла вслед за собаками.
Джеймс засунул руки в карманы. Надо было бы, чтобы они так не тряслись. Он произнес:
– Тим, ты помнишь ту речку, где мы с Брайди видели летающих муравьев?
Тим кивнул:
– Помню. И что мы все в конце концов оказались в воде, тоже помню.
Джеймс продолжал:
– Когда нас бомбили твои приятели из люфтваффе, на краю траншеи я увидел муравьиную дорожку. Они появлялись там каждый раз, и я вспомнил тогда нас троих. Помню, как ты прибежал, когда мы, вопя от страха, бросились оттуда опрометью. И еще я помню, как ты обнимал нас. Ты был весь мокрый, и мы тоже намокли. Что произошло с нами, Тим? Как мы оказались там, где мы сейчас?
Он заметил, что у Тима тоже задрожали руки. Или они уже дрожали, когда они обменялись рукопожатием? Он пристально смотрел на кузена.
– Взгляни на меня, Тим.
Тим обернулся. В глазах его стояли слезы, руки и впрямь дрожали, а на лице отразилось воспоминание о кошмарах. Такое же выражение появлялось на лице Джеймса всякий раз, когда он смотрел в зеркало.
– Что с тобой, старик?
Тим отвернулся и провел рукой по глазам. Потом пробормотал:
– Просто рад, что ты вернулся, Джеймс. Вот и все.
Нет, явно не все. Джеймса было не так легко провести, к тому же он больше не хотел оставаться на месте. Он чувствовал, как вибрирует тело в ожидании движения, как лихорадочно работает голова. Ему необходимо было двигаться, бежать. Он сказал:
