– Будем!
Все тоже подняли рюмки, миссис Мур подняла свой чай. Брайди не стала тянуться за кружкой. Какой смысл?
– Пора положить этому конец, – начал отец спокойным дружеским тоном. – Я не буду подвергать Брайди наказанию за принятое Джеймсом решение, как и за ее собственные действия.
Брайди выпрямилась, как натянутая струна. Мать тоже распрямила спину, со стуком поставив рюмку на сосновый стол. Рот у нее приоткрылся.
– Именно, – настойчиво продолжал отец. – Эви и Вер, вы отправлялись драться за право голоса, ни у кого не спросясь. Вы ведь не заявляли открыто о своих взглядах, если не ошибаюсь? Вспомни, Вер, ты не рассказывала о своих суфражистских делах нашей мачехе. А ты, Эви, скрыла свое настоящее имя, чтобы работать здесь, потому что мой отец не жаловал семью Форбс.
Тетя Вер крикнула:
– Борьба за право голоса не убивала. Ну… Разве уж совсем в редких случаях.
Ричард передвинулся вдоль стола и обнял ее.
– Но на войне убивают, а мы записались в армию, чтобы воевать. Бога ради, слушай, что говорит твой брат.
– Вот именно, – отозвался Оберон. – Наша дочь не выдала своего кузена ни разу, она сумела сохранить тайну. Да, она солгала, согласен, но для того, чтобы иметь возможность следовать своим убеждениям. Так что… – Он поднес коньяк к губам, вдохнул аромат и сделал глоток. – Я много думал об этом, после того как Брайди вернулась, и теперь хочу, чтобы вы спросили сами себя, что она сделала такого, что отличало бы ее от всех вас, собравшихся за этим столом? Да, вы беспокоитесь о Джеймсе, а мы беспокоились о ней. Да, вы растеряны, потому что она воспользовалась своим пребыванием в этой школе в Париже. Вас смущает, что она использовала мадам Бошень, но вы поговорили с кем-нибудь из них, вместо того чтобы писать письма с жалкими извинениями, после того как Брайди уже попросила прощения?
Обе женщины не поднимали глаз от стола. Остальные присутствующие заерзали, чувствуя себя неловко в семейной перепалке. Отец тряхнул головой, и Брайди почувствовала удивление, потому что даже когда он накричал на нее, он не был так раздражен.
– Ну так вот, а я поговорил с ними. Мсье Аллард высоко отозвался о ее поведении как слушательницы и как человека, потому что она хотела делать то, что не делали наши объединенные правительства: защищать демократию. Даже наш драгоценный старый сэр Энтони втянулся в международные дела, не тем способом и не с теми людьми, с моей точки зрения, но он участвует в этом…
– Но… – начала, захлебываясь, тетя Вер.
– Я говорил и с мадам Бошень. Она считает, что у Брайди добрая душа. Если бы капитан Бошень был жив, она уверена, что он сам бы отвез ее в Пиренеи. Более того, он и сам бы принял участие, чтобы внести свою лепту в общее дело. Что касается лжи, то она только и сказала: «Пфф…» Ну вот, поэтому повторяю еще раз: хватит. Эви, милая моя, Брайди – наша дочь, она так похожа на тебя, и я очень сильно сомневаюсь, что ты поступила бы по-другому. Вер, твой сын – хозяин самому себе, так же, как и вы с Ричардом.
Он повернулся к Брайди и поднял рюмку с коньяком.
– Брайди, в следующий раз постарайся довериться нам и рассказать все как есть. Мы, возможно, попытаемся отговорить тебя, и, действительно, мы бы запретили тебе, пока ты не повзрослеешь, но в данной ситуации ты сама видишь, что мы были бы правы. Джеймс отказался взять тебя по приказу их лидера, ради твоей и их собственной безопасности. Думаю, что после этой истории ты повзрослела. Если же нет, посмотришь, как оно будет к утру. Ну что, мы все поняли?
По тону его голоса всем стало очевидно, что это не был вопрос. Оберон посмотрел на миссис Мур, и они обменялись улыбками. И в этот момент до Брайди дошло, что они вместе разработали этот план действий. И она бы не удивилось, если бы Матрона тоже оказалась замешанной.
Теперь Брайди потянулась за чаем и сделала глоток. Неважно, что он полностью остыл. Она слушала, как вокруг все разом заговорили, как будто предохранительный клапан был отпущен, и мужчины заговорили о японцах, занявших Пекин, женщины тоже участвовали в разговоре, а потом все перешли к обсуждению завтрашнего меню.
Никто по-прежнему не говорил с ней и даже не встречался глазами. Но отец, однако, улыбался ей, и она чувствовала, что до смерти любит его, как и всегда любила. И мать сказала:
– Давай, Брайди-солнышко, в ближайшее время приготовим этот грибной суп?
Брайди заулыбалась.
– Ага, мам. Давай.
Ее простили! Мать махнула ей рукой.
– Иди и расскажи еще раз, как его делать. Твой отец прав. Мы ошибались. Вер и я сделали бы то же самое. Прости меня, дорогая моя девочка.
Вер, побледневшая от страха за своего сына, улыбалась ей.
– Конечно, Брайди. Я не знаю, нужно ли тебе взрослеть, но совершенно ясно, что тут есть те, кому это точно необходимо. Прежде всего, думаю, мне.
Брайди улыбнулась. Все наконец закончилось. Хотя не совсем. Она еще не рассказала им правду про Тима. Он приезжал, но она выгнала его. Брайди поставила на стол чашку и открыла было рот, но не смогла ничего сказать. Нет, не сейчас, иначе все начнется сначала, а она слишком устала, слишком расстроена, слишком встревожена.
Глава 18
Испания, середина сентября 1937 г.
Джеймс сидел в кузове грузовика, крепко держа зажатую между ног винтовку. Арчи смотрел на горы. Казалось, они совсем рядом, брось камень – и попадешь, но на самом деле были гораздо дальше.
– Так что же, по-твоему, значит, подготовка повышенной сложности? – произнес, растягивая слова, Фрэнк, американец. – Еще больше бегать, еще больше отжиматься и еще больше этих гнусных спагетти. Тебе ничего, Джейми-дружок, когда ты всю жизнь пашешь и стрижешь изгороди или что ты там делаешь у своего дяди, но мы-то пришли из контор… – Выразительная гримаса говорила сама за себя.
Джеймс уперся подбородком в сложенные ладони, образовавшие сверху на прикладе винтовки некое подобие валика. Ствол был тщательно смазан, ложе блестело. Йен толкнул его локтем:
– Опять изучаешь свой пуп? И зачем? Сегодня он такой же, что и вчера.
Джеймс усмехнулся. Йен мучился с начальной подготовкой, потому что, как он говорил, все его упражнения всегда сводились к тому, чтобы засунуть в пасть сигарету. Он продолжал в том же духе и от приказов сержанта Коффи делать дополнительные отжимания только отшучивался. Он был лучшим стрелком во взводе – факт, удививший их всех, особенно самого Йена.
– Я просто представляю, что мне нужно попасть вам в задницу, сержант Коффи, и тут все само получается, – объяснил он.
Тем не менее ему было сказано снова делать отжимания, и он согласился, что дело того стоило. Сегодня, уезжая из лагеря, все отдали честь сержанту Коффи и потом махали, когда грузовик газовал, а Йен отвесил поклон, а потом рявкнул:
– Вы настоящая сволочь, сержант, но вы – наша сволочь, и у меня хватит мускулов, чтобы это доказать. Наверно, я должен быть вам благодарен.
