– Дайте руку!
Ясмина замотала головой, вцепившись в поручни. Он продвигался к ней шаг за шагом, протягивая руку, выкрикивая ее имя, чтобы вырвать ее из сна, в котором она запуталась, точно в сети. Когда накатила особенно мощная волна, Ясмина отпустила поручень, позволила воде поднять себя и пронести мимо Морица. Он попытался дотянуться, ухватить, но она принадлежала морю, которое несколько мгновений баюкало ее, как ласковый великан, а потом с силой швырнуло обратно к поручням.
Ясмину закрутило, она перестала понимать, где берег, попыталась ухватиться за что-то, но волна уже откатывала назад. Мориц прыгнул в воду и поплыл к Ясмине. Еще одна волна, один удар головой о сталь – и всему конец. Больше ни боли, ни вопросов. Он рванулся к ней, дотянулся до ее бедер, ухватил, подтащил к себе, но она не хотела, чтобы ее спасали, она сопротивлялась – ему, не морю. Мориц держал ее крепко и тянул к покореженному пирсу, пока ноги не нащупали опору. Она кашляла, отплевывалась и постепенно возвращалась в жизнь, в эту проклятую жизнь, из которой почти уже вырвалась.
Мориц заорал:
– Вы совсем рехнулись?!
Ясмина огляделась. Дикие, выпученные глаза. Руки его все еще обнимали ее бедра. Лишь клочок мокрой ткани прикрывал ее тело.
– Как вы могли! Вы не имеете права так играть жизнью!
Ясмина оттолкнула его, поднялась и двинулась по пирсу к берегу, прочь от проклятого моря. Дойдя до песка, она без сил опустилась на колени. Твердая, надежная почва. Мориц рухнул рядом.
– Почему вы не оставите меня в покое? – прохрипела она.
Тяжело дыша, они уставились друг на друга. В бездонных глазах Ясмины было что-то дикое. Что-то такое, чего никому нельзя видеть. А он увидел. Какое-то время они так и сидели, пока дыхание у нее не выровнялось и она не осознала, что они оба живы.
– Если вы скажете моему отцу, я вас убью.
Мориц протянул руку:
– Надо идти.
Ясмина мотнула головой. Она никуда не могла идти. Будто ее тело поджидало душу, где-то заплутавшую.
– Вставайте! Ваш отец беспокоится. Жоэль напугана.
Она подтянула колени к груди, обхватила. Раковина, выброшенная штормом на берег. Она не может вернуться. Мориц схватил ее за запястье и потянул вверх.
– Ясмина!
– Отстаньте от меня! – прошипела она, отбиваясь.
И тут он рассвирепел.
– Хватит! Куда вы хотите?!
Она не знала. Не туда, но и не сюда, нет больше места на этой земле, где бы она успокоилась.
– Ну и оставайтесь! – Мориц отвернулся и зашагал прочь.
– Подождите! – крикнула Ясмина.
Он обернулся. Она медленно встала, прикрыла грудь локтями. Ветер трепал мокрые волосы.
– Что мне делать? – крикнула она.
Это была не жалоба, а вопрос. Она и вправду не знала, что ей делать.
– У вас же дочь, черт побери!
– Какой прок от матери, у которой одни несчастья? Разве Жоэль станет со мной счастливой?
– Что же, расти ей сиротой? Это лучше? Ясмина, очнитесь! Вам надо быть сильной. Ради Жоэль.
– У меня было только одно желание. Больше я ничего не хотела, ни богатства, ни чего-то особенного. Неужели я требовала слишком много? Почему счастье приходит только к другим? За что Бог так не любит меня?
Оставь в покое Бога, он равнодушен. Но я тебя люблю.
Вместо этого Мориц ответил:
– Но Виктор вас любил.
И вот тут она будто окончательно очнулась и, стоя на ветру, под качающимся фонарем, пристально посмотрела на Морица. Ей стоило невероятного усилия принять эти слова, не отшвырнуть. И выдержать его взгляд, стоя перед ним почти голой. Ее грудь судорожно поднялась, опустилась, Ясмина боролась с собой, но сдалась и разрыдалась – потоком хлынули слезы, копившиеся в ней так давно, начиная с того дня, когда исчез Виктор, а то и раньше. Она спрятала лицо в ладонях. Мориц подошел к ней и обнял. Она не оттолкнула. Они стояли очень близко друг к другу, почти кожа к коже. И это было хорошо.
– Виктор хотел бы, чтобы вы были счастливы. Он бы сказал: живи своей жизнью.
– Но я не такая, как он. Я sfortunata.
– Нет, Ясмина, вы чудесная.
Она высвободилась и посмотрела на него:
– Вы меня не знаете, Мори́с. То, что папа́ взял меня из сиротского приюта, стало самым большим моим несчастьем. Я решила, что принадлежу к удачливым. Что имею право на счастье. Если бы я осталась в приюте, то не влюбилась бы в Виктора, не вбила бы в голову эту безумную мечту. Мне не надо было покидать приют, я не заслуживала счастья.
Мориц хотел ее снова обнять, показать ей, что это неправда. Но понял, что если тело ее он сможет удержать, то ее искалеченную душу – нет.
– Но в приют вам уже не вернуться. Никто никуда не может вернуться. Мы теперь здесь.
Она вытерла слезы.
– Знаю. Я поехала в Италию, чтобы больше не возвращаться. Чтобы быть с ним.
– Он умер, Ясмина.
– И что же мне теперь делать?
Мориц чувствовал, что у него есть только этот момент, чтобы ответить на ее вопрос, чтобы сказать все. Если он не сделает это прямо сейчас, приоткрывшаяся дверь снова захлопнется, а завтра они распрощаются на вокзале. Все кончится. Но если у всего случившегося и был смысл, то лежал он на поверхности, протяни руку и бери. В том, что возникло между ними, не было ничьего намерения, напротив, все произошло против их воли. И если в этом разрушенном мире где-то и есть Бог, то это Бог любви, ибо именно это Мориц чувствовал в тот миг – чистую любовь, беспримесную, без ложных надежд. А если нет никакого Бога, то и вовсе неважно, потому что единственная правда, какая теперь существовала для него, – жизнь во всей ее непостижимости.
– Останьтесь со мной, – сказал он.
Ясмина посмотрела ошеломленно.
– Вы и Жоэль. Мы просто будем вместе.
– Но…
– Никаких «но». Хотите выйти за меня замуж?
Она оцепенела. Он ждал ответа. Она начала дрожать. Потом отрицательно покачала головой.
– Мне очень жаль, Мори́с.
Она прошла мимо него, назад к пансиону. Мориц смотрел ей вслед. Вот все и решилось. Но он хотя бы не может упрекнуть себя в том, что продолжал таиться.
Когда он пришел в пансион, Ясмина сидела рядом с Альбертом на его кровати, Жоэль тихо плакала у нее на руках. Ясмина напевала песенку про Légionnaire.
– Что случилось? – спросил Альберт, глядя на Морица, стоявшего в дверях.
– Ничего.
Глава 51
Перед тем, как отправиться на вокзал, чтобы разъехаться в разные стороны, они дали телеграмму Мими. Телеграфистка будничным тоном зачитала текст, который Альберт протянул ей в окошечко.
