Вон оно что, прикинула я. Пользоваться декоративной косметикой не зазорно, главное – чтобы «краска» себя не выдала. Мне такой подход вполне импонировал.
– Позвольте предложить новинку – крем для ресниц. Раньше мы смешивали вазелин с сажей, но теперь… – Беатриса открыла еще одну миниатюрную круглую коробочку. Внутри была жирная черная субстанция, совсем не похожая на тушь, к которой привыкла я.
– И как это наносится?
Беатриса приблизилась ко мне вплотную, шепнула «Замрите», зацепила немного черной субстанции указательным пальцем, растерла, используя большой палец, и осторожно взялась за кончики моих ресниц.
– Великолепно. У вас и так ресницы длинные и темные, вам эта новинка не очень-то и нужна, но всё же подкрасить не повредит, хоть самую малость. Чувствуете – взгляд, что называется, открылся?
Она подмигнула и бросила крем для ресниц в «кондитерскую» коробку. Туда же отправился шампунь с кокосовым маслом (от которого мои волосы должны были приобрести «роскошный блеск»), упаковка талька («для свежести телесной») и флакончик духов, понюхав которые я умудрилась не расчихаться. От себя я добавила тюбик зубной пасты, зубную щетку и зубную нить и, конечно, гребень и щетку для волос (они шли в наборе). На мой вопрос, где касса, Беатриса сообщила:
– Ваш чек уже оплачен доктором Смитом. Сам он ждет вас у входа в магазин. Я думала, вы просто очень бережливая особа, Энн.
– Как же так? Я сама заплачу!
– Ничего не могу поделать. Всё, что вы у нас выбрали, записано на счет доктора Смита. Мы ведь с вами не устроим по этому поводу скандал, не так ли?
Разумеется, скандала я не хотела, но в груди поднималось возмущение пополам с ужасной неловкостью. Пришлось сделать несколько вдохов-выдохов.
– По крайней мере, Беатриса, туалетные принадлежности пока не оплачены. И я куплю их сама. За свои собственные деньги.
Беатриса явно хотела возразить, но передумала и пошла к кассе, за которой поджидал осанистый усач. Ему был вручен список содержимого розовой коробки, а саму коробку Беатриса у меня забрала, чтобы я могла достать деньги.
– Миссис Галлахер желает приобрести вот это, мистер Бэрри.
Усач нахмурился.
– Доктор Смит велел покупки миссис Галлахер на его счет записать.
– Понимаю, вы человек подчиненный, но я сама – слышите, сама – расплачусь за эти мелочи! – упиралась я. Думал, я его усищ да хмурого лба испугаюсь!
Мистер Бэрри покосился на стеклянную дверь. Я проследила его взгляд. Там, за стеклом, меня ждал Томас – поза напряженная, голова чуть склонена на бок. Томас держал за руку Оэна, которому круглый леденец на палочке оттопыривал щеку. Сама палочка косо торчала меж маленьких напряженных губ.
Я переключила внимание на усача.
– Назовите полную сумму, мистер Бэрри.
Не скрывая недовольства, он начал набирать на клавиатуре наименования покупок. Затейливый кассовый аппарат отзывался мелодичным звоном на каждую новую сумму.
– Ровно десять фунтов, мэм, – произнес мистер Бэрри.
Я выдернула из пачки две купюры по пять фунтов. Надо будет потом, без свидетелей, получше изучить эти старинные деньги.
– Вещи упакованы, миссис Галлахер!
Усач продемонстрировал отменную координацию движений, одну руку протянув за моими деньгами, а другой указав на пирамиду моих приобретений; при этом голова его совершила кивок, а глаза весьма красноречиво скосились на мальчика-посыльного, который околачивался возле кассы. Мальчик сгреб несколько свертков и замер. Мистер Бэрри взял что потяжелее и чуть поклонился мне, пропуская вперед. Завершала торжественную процессию Беатриса. Мелко семеня в хвосте, она несла три коробки – две шляпные и розовую, с парфюмерией.
Мои щеки пылали от стыда. Ну и кто я теперь, если не побирушка бессовестная?
Томас придержал дверь, бросил сухо:
– Грузите на заднее сиденье.
Автомобиль был припаркован тут же, но Томас глядел вовсе не на него, а на четверых в хаки, что быстрым шагом приближались к магазину, сотрясая мостовую сапожищами, поблескивая пряжками широких кожаных ремней, тряся помпонами на беретах. Похожие помпоны я видела на шапочках-гленгарри, которые входят в шотландский национальный костюм, только эти четверо держали в руках далеко не волынки. Они держали винтовки.
– Какая ты красивая, мама! Ты просто королева! – воскликнул Оэн и потянулся пощупать мой подол липкими от леденца пальчиками.
Я вовремя перехватила его ручонку, стиснула. Ну вот, теперь у меня тоже ладонь-липучка.
– Энн, Оэн, давайте в машину, – торопил Томас, не отрывая взгляда от вооруженных людей в хаки.
Мистер Бэрри поспешно сложил свой груз на заднее сиденье, подхватил Беатрису под локоть, мальчика-посыльного взял за плечи и повлек обоих обратно в магазин.
Томас захлопнул за мной дверцу, резко крутнул кривошип. Определенно, он разогрел двигатель заранее, потому что автомобиль тотчас заурчал, готовый рвануть с места. Томас сел за руль ровно в ту секунду, когда четверо в хаки достигли витрины, в которой была развернута «Айриш Таймс». Прикладами они выбили стекло. Газета, словно бабочка, спланировала прямо на осколки. Один из солдат чиркнул спичкой. Бумага вспыхнула. Пешеходы на тротуаре с противоположной стороны замерли, потрясенные этим актом вандализма.
В дверях, с перекошенным багровым лицом, возник мистер Бэрри.
– Что вы делаете?! По какому праву?!
– Ваш босс, этот Лайонс, провоцирует беспорядки и разжигает ненависть к Ирландской королевской полиции и британской короне. Передайте ему: еще раз вывесит газету – мы все шесть витрин разобьем!
Ответ был исчерпывающий, тон – повышенный, чтобы расслышали пешеходы; выговор изобличал уроженца лондонского Ист-Сайда. Пнув напоследок обугленную газету, четверо зашагали дальше – очевидно, по направлению к мосту Хайд.
Томас будто окаменел. Пальцы вцепились в руль, двигатель работал на холостых оборотах. Челюсти Томаса были напряжены, желвак то и дело выныривал возле ушной мочки. У витрины собирался народ. Мистер Бэрри отдавал распоряжения уборщикам.
– Томас! – шепотом позвала я.
Оэн таращился на нас обоих. Ротик у него открылся, леденец выпал и теперь валялся на полу – Оэн этого даже не заметил. Синие глаза были полны слез.
– Док! Почему черно-пегие побили витрину? Почему?
Вопрос сработал как команда «Отомри!». Томас похлопал Оэна по коленке, газанул. Автомобиль помчал нас прочь от разгромленной витрины.
– Томас, что происходит?
Оэну ведь он так и не ответил. Молчал, пока мы ехали по мосту Хайд, только скорость сбавил, чтобы те четверо не глядели нам вслед, чтобы сами находились перед нами. Лицо Томаса застыло, глаза, насколько я видела в профиль, были непривычного гранитного оттенка. Но город Слайго остался позади, и я заметила: напряжение отпускает Томаса. Поэтому и решилась спросить насчет непонятного инцидента. Вздохнув, Томас смерил меня взглядом и снова уставился на дорогу. Ответ прозвучал через несколько минут.
