— Уже нет, — смело возразил седак. — Люди вдруг вспомнили, что она из Абидоса. Жалеют, особенно после того, как твой человек провел её по городу в таком виде.
— Плевать! — отмахнулся старший мождей. — Она виновна.
— Значит, её будет судить главный инспектор, — сказал Карахафр. — И приговорит к справедливому наказанию по воле живого бога, Владыки Реки и берегов, государя, жизнь, здоровье, сила.
Моотфу недовольно засопел, а собеседник продолжал, словно не замечая его хмурой физиономии.
— А если её замучить до смерти, в городе могут вспыхнуть волнения…
— Брось! — отмахнулся стражник. — Из-за какой-то девчонки.
— Сорок лет назад в Канобе люди напали на мождеев за то, что те отколотили нищего сказителя. Только чудом удалось избежать бунта.
Помощник старшего писца не зря привел этот пример. Тогда старший мождей и главный инспектор обложили горожан непомерными дополнительными поборами в свою пользу. Моотфу тоже любил знаки внимания от крестьян и ремесленников. Да кто их не любит! Вот только наглеть-то зачем?
— Нельзя приучать простых людей к жестокости, — продолжал увещевать он. — Вспомни, когда в Абидосе последний раз приговаривали к смерти? Пять или шесть лет назад. А сейчас? Второй пророк храма великого бога — колдун! Убит тюремный сторож, исчез младший писец, а ты еще хочешь смутить горожан видом избитой девчонки? Или вообще убить её?
Его собеседник расцепил сжатые челюсти.
— Ну, а ты такой добрый, узнал что-нибудь?
— Алексу помогает еще кто-то из горожан, — уверенно проговорил седак.
— Это и так понятно! — отмахнулся Моотфу. — Кто помогает?
— Анукрис этого не знает, — сказал Карахафр. — Алекс сам назначал место и время встречи. Этот чужак очень недоверчив для парнишки…
— Не рассказывай мне сказки!
— Это не сказки. Она ждала этой ночью. Но его кто-то спугнул. Ваши мождеи сказали, что вы приказали им следить за каналом.
— Да. Мне рассказали, что ночью там видели подозрительную лодку…
— А он, скорее всего, шел берегом! — проговорил седак. — И заметил ваших людей.
Старший мождей сдался.
— Ну и как его выследить? Где искать?
— Он скрывается в развалинах неподалеку от храма Баст.
— Мы все там перерыли…
— Рыть не надо, — прервал его Карахафр. — Попробуйте устроить засаду. Спрячьте людей в храме. Пусть сидят и не высовываются. Если Алекс не любит повторяться, то в следующий раз он поплывет на лодке.
— Я подумаю.
— И усильте охрану тюрьмы, — посоветовал помощник старшего писца.
— Думаешь, он попробует освободить девчонку? — встрепенулся Моотфу.
— А вдруг? — вскинул брови седак. — Не знаю, чего можно ждать от этого парня, но он очень опасен.
Стражник недовольно засопел.
— Засада в храме Баст, охрана здесь… Где я возьму столько людей?
— Не забудь про дом Анубенха, — напомнил седак. — За портным тоже надо приглядывать!
— И кто это будет делать?
— Попросите у сепаха его гвардейцев, — посоветовал Карахафр. — Вам он не откажет.
Красивое лицо Моотфу сморщилось.
— И обязательно надо обратиться за помощью к богам, — продолжал помощник старшего писца. — Пусть первый пророк храма Сета совершит большое жертвоприношение.
Старший мождей скривился еще сильнее. Словно не замечая этого, седак продолжал, как бы разговаривая сам с собой:
— Хорошо бы еще найти где-нибудь амулеты Нейт. Говорят, эта богиня помогает охотникам находить добычу в пустыне и тростниках. Ну и покровителя наших земель не стоит забывать. Надо что-то и Себеру пожертвовать. Без помощи богов нам чужака не поймать.
— А кто будет платить за это? — фыркнул старший мождей.
— Думаю, затраты надо поделить пополам, — рассудительно ответил помощник старшего писца. — Половина за счет сепаха, а вторую от Дома людей живого бога.
— Вот и займись этим! — прорычал старший мождей. — А мне некогда. Надо ловить убийц.
Губы Карахафра чуть дрогнули в слабой тени улыбки. В дверь робко заглянул тюремный сторож.
— Заходи! — гостеприимно махнул рукой седак. — Я просил господина Моотфу прислать тебе кого-нибудь в помощь. Но если вдруг он не послушает, и тебе придется ночевать одному, ни в коем случае не выходи за дверь. Что бы ни случилось. Понял?
— Да, господин, — Гебту нервно сглотнул. — Вы думаете, чужак придет за своей женщиной?
— Не знаю, — вздохнул помощник старшего писца, не глядя на перетрусившего сторожа.
Ему надо еще представить отчет начальству и решить, кому из них и что можно рассказывать.
Раату занимался одним из своих основных дел. Он творил суд. Для этого двор Дома людей очистили от просителей, поставили полотняный навес, в тени которого на резном деревянном кресле с высокой спинкой уселся главный инспектор, облаченный в белоснежное платье с узким передником, украшенным продольными золотыми полосами. Гордо вскинутую голову украшал пышный парик из человеческих волос, а на плечах, поверх расшитого бисером широкого воротника, лежали золотые пластины ожерелья с иероглифами, обозначавшими многочисленные имена живого бога. На среднем пальце правой руки сверкал перстень с именной печатью, и даже на сандалиях поблескивали серебряные вставки.
Статуэтки богов Айха, Сета, богинь Маты и Небхет на высоких шестах стояли по углам двора, а в воздухе еще чувствовался запах горелого папируса.
Вокруг толпились многочисленные помощники, помощники помощников, слуги и служанки. Отдельно под охраной двух мождеев стояли преступники, чью судьбу он должен сегодня решить. Двое стражников деловито раскладывали на циновке вымоченные в соляном растворе прутья, пробуя их на гибкость. Немногочисленные зрители, преимущественно родственники и друзья обвиняемых, тихо переговаривались у входа во двор, не решаясь переступить незримую черту.
Судья вполуха слушал привычное бормотание писцов. Долги, непочтительность к богам, мелкие кражи, драки, использование чужой земли. Приговор, как правило, отличался только числом ударов. Кажется, сегодня ему никого не придется отправлять на исправительные работы.
Мождеи работали не покладая рук, то и дело откладывая измочаленные прутья. Получив наказание, осужденные отправлялись к родственникам сами, или им помогали встать с пропитанной кровью циновки и уводили, подхватив под руки.
Главный инспектор устал сохранять важное и надменное выражение лица, приличествующее судье. У него сильно чесалась правая нога, и выпитое пиво все настойчивее просилось наружу.
Торопясь поскорее отделаться, он даже не стал выслушивать робкие возражения подсудимого, обвиненного женой в недостаточном внимании, и приговорил его к десяти ударам, а его супругу, заподозренную в неверности, к двадцати. После чего встал и сопровождаемый глубокими поклонам скрылся в парадном входе Дома людей.
