Треплос понятливо кивнул и допил пиво.
— Дальше вы и без меня обойдетесь, — лениво проговорил Моотфу, отодвигаясь от стены.
— Оставь со мной Аататама, — попросил Убисту.
Тот кивнул и вместе с одним из мождеев вышел из гробницы. В дверь робко заглянул писклявый. Серолицый раздраженно махнул рукой, и евнух исчез.
Убисту по-молодому запрыгнул на саркофаг и свесил ноги.
— Садись, — предложил он поэту.
Юноша уселся на пол, скрестив ноги. Глядя снизу вверх, Треплос спросил:
— Как я должен встретиться с Айри?
Он нисколько не удивился тому, что его бывший господин попал в такую неприятность. В истории либрийских колоний, разбросанных по всему побережью Великого моря, часто встречались случаи, когда вчерашние кумиры объявлялись врагами и предателями. Тут главное вовремя встать на нужную сторону, чтобы не оказаться в числе проигравших. Чем подающий надежды поэт и собирался заняться. Кто для него Айри или Алекс? Случайные попутчики на пути к славе. А Тусета и без него уже приговорили к смерти. Он его не предавал и клятвы не нарушил.
— Ночью проберешься в её спальню, — ответил келлуанин.
— А как же муж, слуги, привратник? — растерялся юноша.
— У Небраа своя комната, слуги спят в обеденном зале, куда тебе вовсе не обязательно заходить, — пояснил Убисту. — Привратник там лентяй и бездельник.
Он помолчал и добавил:
— Сегодня у них очень тяжелый день, так что спать все будут крепко. Как из сада пройти в спальню Анукрис, я тебе объясню.
Глаза серолицего опасно сощурились.
— Если будешь неосторожен, и тебя схватят, мы не станем помогать. Тебя казнят. Отдадут на съедение крокодилу как слугу колдуна.
Поэт сглотнул слюну.
— Но, господин! Всякое может случиться. Вдруг кто-нибудь увидит…
— Беги, — не задумываясь, ответил собеседник.
— Куда?
— Один из соседей Небраа служит писцом у сепаха. Три дня назад его послали в Дельту с важным поручением. Он уехал, взяв с собой семью и слуг. В доме остался один привратник. Он очень любит пиво и почти не заходит в сад. Вот там мы и будем тебя ждать.
— Я все понял, господин, — кивнул Треплос. Ему вдруг ужасно захотелось спать.
— Мы придем вечером, — Убисту ловко спрыгнул с саркофага. — За тобой присмотрят.
Юноша быстро встал и поклонился.
— Да, господин.
— Не вздумай нас обмануть, чужак! — с неприкрытой угрозой проговорил келлуанин. — Иначе смерть от голода покажется тебе наслаждением.
Он вышел вместе с мождеем. В гробницу заглянул знакомый евнух.
— Спишь? — пропищал он, распахивая дверь и пропуская внутрь своего приятеля с большой охапкой камыша.
— Ложись, — пробасил тот, сваливая траву в угол.
То ли они добавили в пиво сонное зелье, или Треплос оказался так измучен голодом и страхом, что сытость подействовала на него не хуже снотворного. Едва голова поэта коснулась свежего, пахнущего рекой и солнцем камыша, как он тут же провалился в глубокий, как омут, сон.
Анукрис казалось, что этот день никогда не закончится! Даже подготовка к новоселью не отняла у неё столько сил. Дом бурлил, словно котел с кипящим супом. Люди метались подобно муравьям, то и дело обращаясь к хозяйке за распоряжениями, советами или с докладами.
Слуги торопливо освобождали кладовку с самой широкой дверью. Нужно не только вынести все лишнее, помещение требовалось украсить свежими цветами, зелеными ветками и статуэтками богов, за которыми тут же послали в храм Сета.
Над кухонным двором весело клубился птичий пух. Кухарка и её помощницы резали салат, жарили птицу и рыбу, растирали зерна в муку, пекли свежий хлеб.
И все эти приготовления необходимо завершить к вечеру! Задерганная Анукрис то и дело ругала своего непутевого супруга, не предупредившего её вовремя. К таким мероприятиям нужно готовиться заранее. А у неё всего лишь полдня! Но она не могла опозориться на весь город, плохо приняв бальзамировщиков.
Сына одной из соседских служанок посадили на забор, следить за каналом в ожидании появления синего корабля из Города мертвых.
Когда-то кладбища Абидоса располагались только на противоположном берегу Лаума. Но с течением времени охранять гробницы и поддерживать их в порядке становилось все труднее. Приходилось нанимать все новых и новых сторожей, а это требовало от храмов дополнительных затрат. После гражданской войны жрецы приняли решение об устройстве новых мест захоронения ближе к городу. Но мастерские бальзамировщиков никто переносить не захотел. С тех пор тела знатных и уважаемых людей сначала везли в Город мертвых, потом возвращали обратно.
Слуги заканчивали расставлять столы в обеденном зале, когда в дом заявился довольный и чуть пьяненький Небраа.
— Ты хорошо поработала, Мерисид!
— Это все госпожа, — скромно потупила взор старшая служанка, застывшая с охапкой свежих цветов.
— Без тебя у неё ничего не получается, — уверенно заявил хозяин и только потом обратился к побледневшей от злости супруге. — Нам окажет честь сам мудрейший Сетиер! Прикажи подать лучшую посуду…
Он собрался высказать еще какие-то распоряжения, но тут раздался звонкий мальчишеский голос.
— Корабль плывет!
— Я пойду встречу их на берегу, — засуетился супруг.
Анукрис плюнула ему вслед и заторопилась в обеденный зал, где заканчивались последние приготовления.
Низкая барка с двенадцатью гребцами застыла у маленького причала возле усадьбы Небраа. На улицах толпился любопытствующий народ. Но церемонию не начинали. Протрезвевший от волнения Небраа уговаривал бальзамировщиков подождать еще немного. Те указывали на заходящее солнце и ругались.
Раздвигая плечами носильщиков любопытных, из-за угла неторопливо выплыли носилки первого пророка храма Сета.
Счастливый хозяин приказал слугам принять канат и подтянуть судно к берегу. С барки упал широкий трап.
Под пение гимнов восемь носильщиков вынесли деревянный, ярко расписанный гроб, который чуть раскачивался, подвешенный на тонких ремнях к двум шестам, украшенным золотом и серебром. Издалека казалось, что саркофаг плывет над землей.
Небраа опустился на колени, выказывая соответствующие почести мумии Нефернут, чья душа готовилась к загробному путешествию на Поля Блаженных в светлое царство Осирса.
По усыпанной цветами и пальмовыми ветками дорожке гроб торжественно внесли в широко распахнутые ворота, так же украшенные зелеными ветвями.
Сам первый пророк прочитал полагавшуюся в таких случаях молитву и сказал прочувственную речь о несчастной женщине, ставшей жертвой злобного колдуна. В толпе зрителей послышались горестные всхлипывания и сморкание. Скромно уступивший ему свое место жрец-чтец не мог не восхититься ораторским талантом начальника.
