Если бы моя мама видела нас сейчас, она бы поняла, что наш выбор был каким угодно, но не удобным. Рождество, я владею магазином, где работают два сотрудника, мой муж, которого по ошибке отправили в тюрьму, освободился, а я обручена с другим мужчиной. Эта ситуация была разной: ужасной, абсурдной, невероятной, может быть, даже аморальной, но не удобной.
Пока Андре повторял слова, репетируя речь, которую мы утвердили, чтобы объясниться перед Роем настолько мягко, насколько возможно, я, задрав голову, разглядывала голые ветки и гадала, сколько Старому Гику лет. Эти дома построили в 1967-м. Как только последний кирпич лег в раствор, сюда въехали наши родители и тут же начали делать детей. Но Старый Гик был даже старше. Расчищая площадку под строительство, рабочие вырубили множество сосен и выкорчевали из земли их пни, но Старого Гика пощадили.
Андре хлопнул ладонью по грубой коре.
– Единственный способ узнать – срубить и посчитать кольца. Но я не настолько сильно хочу знать. Ответ такой: он старый. Гик уже все в жизни видел.
– Ты готов?
– К такому нельзя подготовиться, – ответил Дре, прислонившись к стволу и притянув меня к себе. Я не стала противиться и запустила пальцы в его густые волосы. Я наклонилась, чтобы поцеловать его в шею, но он взял меня за плечо и отвел от себя, чтобы мы могли взглянуть друг другу в лицо. В его глазах отражались серые и бурые краски зимы.
– Ты боишься, – сказал он. – Я чувствую твою дрожь под кожей. Поговори со мной, Селестия.
– Это по-настоящему, – сказала я. – У нас все по-настоящему. Это не просто удобство.
– Милая, – сказал Дре, – но любовь и должна быть удобной. Она должна быть легкой. Разве не так говорится в первом послании к Коринфянам? – он снова притянул меня к себе. – Все по-настоящему. Удобно. Совершенно.
– Как ты думаешь, Рой с тобой поедет?
– Может, поедет, а может, и нет, – сказал Андре.
– А как бы ты на его месте поступил?
Андре отпустил меня и встал на выпуклые корни дерева. День был холодным, но ясным.
– Не могу сказать, потому что не могу поставить себя на его место. Я пытался, я не могу и на секунду представить себя им, не говоря уже о том, чтобы принимать решения. Иногда мне кажется, что, будь я им, я бы поступил по-джентльменски, пожелал тебе всего наилучшего и отпустил бы тебя с достоинством.
Я помотала головой. Рой был далек от такого, хотя достоинства у него было в избытке. Но для такого человека, как Рой, самоуважение не подразумевало варианта отпустить кого-то вот так. Глория мне однажды сказала, что твое лучшее качество – это твое же худшее качество. У себя самой она выделяла способность приспосабливаться. «Я, наверное, каталась по земле, когда стоило бы бить в ответ, – говорила она. – Но так я прикатилась в жизнь, которую люблю». Она рассказывала мне, что я с детства шла навстречу своим желаниям: «Ты всегда бежишь к тому, чего тебе хочется. Папа пытался тебя переучить, но ты вся в него – яркая, но импульсивная и немного эгоистка. Но женщина должна быть эгоисткой, иначе мир ее растопчет». А Рой, как мне казалось, был борцом – и двойное лезвие этого качества сияло в своей остроте.
– Но я не уверен, – сказал Андре, размышляя вслух. – Он думает, что у него все забрали: работу, жену, дом – и он захочет все вернуть. Работу себе он не вернет, корпоративная Америка с людьми не считается, а уж с черными – тем более. Но он захочет вернуть себе брак, будто ты все эти годы пролежала в холодильной камере. Так что теперь я должен отбить у него эту мечту, – он взмахнул рукой, обводя наш дом, наши тела, возможно, даже наш город. – Я просто сгораю со стыда. Не могу врать.
– Я тоже, – ответила я.
– Но за что? – спросил он, обвив мою талию руками.
– Сколько я себя помню, папа всегда рассказывал, как мне повезло. Потому что мне никогда не приходилось бороться. Потому что я ем каждый день. Потому что никто никогда в открытую не называл меня «негром». Он обычно говорил: «Обстоятельства при рождении точнее всего предсказывают счастье». Однажды он отвел меня в неотложное отделение «Грэди»
[75], чтобы я увидела, как относятся к черным беднякам, если они заболевают. Глория была в ярости, когда мы пришли домой – я, восьми лет, вся дрожу. Но он сказал: «Мне нравится жить в “Каскад Хайтс”, но она должна видеть всю картину целиком». Глория рвала и метала: «Она тебе не образец для социологических опытов. Это наша дочь». Папа сказал: «Но наша дочь обязана знать определенные вещи, она обязана знать, как ей повезло. Я в ее годы…» Мама перебила его: «Хватит, Франклин. Так работает прогресс. У тебя жизнь лучше, чем у твоего отца, а у меня – лучше, чем у моего. Хватит относиться к ней так, будто она что-то украла». На что отец ответил: «Я не говорю, что она это украла. Я просто хочу, чтобы она понимала, что у нее есть».
Дре помотал головой, будто к нему перешли мои воспоминания.
– Ты заслужила свою жизнь. Это не просто обстоятельства, в которых ты родилась, или еще какие-то.
А потом я поцеловала его и отправила в Луизиану.
Рой
Абонентский ящик 973,
Ило, Луизиана 98562
Дорогой Уолтер,
Привет с той стороны. Не обращай внимания на обратный адрес, потому что я не знаю, где буду, когда ты получишь это письмо. Прямо сейчас я на стоянке под Галфпортом в Миссури, где я собираюсь переночевать. Завтра утром я поеду в Атланту, найду Селестию и узнаю, осталась ли у меня там еще хоть какая-то жизнь. Возможны оба варианта. Не думаю, что я слишком переоцениваю тот факт, что она со мной не развелась, но уже через сутки я буду знать наверняка.
У меня есть деньги, за что я очень благодарен. В детстве у меня был небольшой сберегательный вклад. Во вторник я пошел в банк, чтобы снять все, и там произошло небольшое чудо. Оливия перестала высылать мне деньги в тюрьму, когда поняла, что за это отвечает Селестия, поэтому она начала откладывать мне на будущее. Она вносила на этот вклад деньги, которые выручала от продажи тортов по субботам, и там набралось почти 3500 долларов. Это значит, что я предстану перед Селестией не как какой-то бездомный. Хотя это, в сущности, так и есть. Но теперь я хотя бы не нищий бездомный.
Селестия еще не знает и не ждет меня, но я рад, что мне не пришлось выслушивать твои советы на этот счет. Все сложно, но она послала за мной в Ило Андре. По моим подсчетам, он выезжает завтра рано утром. Вот поэтому я и не сказал ей, что еду. Мне надо встретиться с ней наедине, чтобы рядом не маячил Дре. Я не говорю, что между ними что-то есть, но думаю, что между ними всегда что-то было. Понимаешь, о чем я? Или я веду себя как Йода-младший? В общем, я хочу, чтобы нам никто не мешал, пока мы будем разговаривать. А если он поедет в Луизиану, на обратную дорогу у него уйдет еще один день. Получается, у меня есть два дня, чтобы сделать то, что мне нужно.
