Дел много, но я целыми днями нахожусь в окружении твоих портретов, поэтому мне кажется, будто мы рядом, и я иногда забываю написать тебе. Пожалуйста, прости. И помни, что ты в моих мыслях.
Дорогая Джорджия,
Мама говорит, ты теперь знаменитость. Напиши, правда это или нет.
С любовью,
Дорогой Рой,
Если новости дошли до города Ило в штате Луизиана, значит, я знаменита. Наверное, на «Эбони» подписан весь негритянский народ. Не знаю, прочитал ли ты уже статью, но, даже если прочитал, позволь мне все объяснить. И даже если ты не прочитал, я хочу, чтобы ты знал, как все было.
Я тебе говорила, что моя кукла выиграла конкурс Национальной портретной галереи. Но я не сказала, что это был твой портрет. Оливия попросила меня сделать ей куклу по детской фотографии (это тот черно-белый студийный портрет, который висит в твоей комнате). Я пообещала, что сделаю, и три месяца добивалась правильной формы подбородка. Оливия даже дала мне твою детскую одежду. Меня не покидало ощущение нереальности, когда я надевала на куклу вещи, которые предназначались ее внуку (вообще, это был сильный опыт). Я пообещала Оливии, что отдам ей куклу, но оставила ее дома. Просто тупо забыла. Я собиралась послать ей посылку ко Дню святого Валентина, но не могла с ней расстаться. Ты меня знаешь, когда речь идет о заказах, я перфекционист. Но местами эта работа вышла даже слишком точной, далась мне слишком легко. Оливия без конца мне напоминала, я обещала, что все пошлю.
Дальше все усложняется, так что сделаю небольшое отступление.
С тех пор как тебя забрали, мы с мамой стали больше времени проводить вместе. Сначала она приходила, просто чтобы я не оставалась дома одна, но со временем мы стали встречаться как подружки – болтаем, пьем вино. Иногда она даже остается у меня ночевать. Однажды ночью она рассказала мне, как ее родители переехали жить в Атланту. Говорила она долго, и я была без сил, но всякий раз, когда я засыпала, мама меня будила.
Когда мама была еще маленькая, бабуля посадила ее в коляску и пошла в магазин. Закупаться ей всегда было тяжело: денег у бабушки и дедушки было мало, а покупок в списке – много. Иногда в универмаге им отпускали в кредит, но бабуля от этого страдала: ты и сам знаешь, как быстро иногда растут долги. И вот она идет по магазину, пытаясь понять, сколько еды нужно купить, чтобы хватило денег и всем досталось, и проходит мимо белой женщины с ребенком. (Мама их описывала очень подробно и обругала, будто она и вправду их запомнила. Она говорит, они выглядели как нищие, от женщины пахло камфорной настойкой, а девочка была босая.)
Короче говоря, девочка показала пальцем на мою маму и сказала: «Мам, смотри! Маленькая служанка!» И для бабушки это стало последней каплей. Меньше чем через месяц они уже собрали вещи и переехали в Атланту. Первое время они жили у дедушкиного брата, пока дед не устроился на работу. Но смысл истории такой, что в тот момент, в магазине, моя мама действительно была маленькой служанкой, и именно эта неизбежность заставила бабушку с дедушкой переехать.
Держи это в голове, ладно? Это важно.
Я раньше тебе об этом не рассказывала, но год назад у меня случился приступ. Не нервный срыв, только приступ. Я не стала тебе писать, потому что у тебя и так забот хватает. Пожалуйста, не злись на меня. Сейчас уже все хорошо.
В тот день мы с Андре шли по Пиплс-стрит – только закончили монтаж моей выставки в Доме Хэммондса
[23]. Куклы были очень вычурные, практически барочные, метры дикого шелка и тюля. Мы измучились: двойные куклы должны были стоять на движущихся платформах, которые я тоже сделала сама. Андре мне помогал, но работы было так много, что, когда мы закончили, у меня уже все плыло перед глазами. Я была без сил – это важно.
Мы шли в мусульманское кафе на улице Абернати за рыбными сэндвичами. Я хотела есть – вот еще одна причина.
У перекрестка мы прошли мимо женщины, которая вела за руку маленького мальчика. Он был крохотный и очень милый. Я всегда обращаю внимание на детей его возраста – сложись все по-другому, у нас бы сейчас тоже был сын, его ровесник. Женщина выглядела молодо, лет, может быть, на двадцать, но было видно, что она старается быть хорошей мамой – это читалось в том, как она держала его руку и разговаривала с ним, пока они шли. Я запросто могу представить себя на ее месте, как я держу его маленькую ручку в своей, отвечаю на его бойкие вопросы. Когда они подошли к нам, он улыбнулся, обнажив маленькие прямые зубы, и меня тряхнуло. Я его узнала. Чей-то чужой голос у меня в голове произнес Маленький заключенный. Я зажала рот руками и повернулась к Андре – он явно растерялся. «Ты видел его? Это Рой?» – «Что?» Мне стыдно даже писать об этом. Но я попытаюсь объясниться. Дальше я только помню, как мои колени опустились на тротуар, а руки сжали пожарный гидрант, будто это толстый младенец.
Андре наклонился ко мне – со стороны, наверное, казалось, что у нас какая-то бытовая ссора. Он по очереди отлепил мои пальцы от гидранта. Кое-как мы дошли до того кафе. Андре позвонил Глории, а потом взял меня за плечи и сказал: «Это разрушает тебя. Остановись». Потом приехала Глория и вручила мне таблетку «успокоительных», которые найдутся в сумочке каждой матери. Короче говоря, я отоспалась, наваждение прошло, и на следующий день я уже была на открытии своей выставки в Доме Хэммондса. Не могу описать словами, но эта мысль просто точила меня изнутри, как червь.
И я обратила ее в куклу. Я сняла с твоей куклы песочник и сшила крошечную тюремную робу из вощеного хлопка. Надевать эту одежду на куклу было непросто, но казалось мне очень правильным. В детском песочнике она была просто игрушкой. В робе она стала искусством. С этой куклой я и выиграла конкурс. Мне ужасно жаль, что ты узнал об этом от своей мамы, а не от меня.
На сцене я отвечала на вопросы, но не упомянула тебя. Меня спросили об источниках вдохновения, и я рассказала, как моя мама оказалась маленькой служанкой, я говорила об Анджеле Дэвис
[24] и тюремно-промышленном комплексе. А все, что связано с тобой, для меня слишком личное, и я не хочу читать об этом в газетах. Я верю, что ты меня поймешь.
Дорогая Джорджия,
Несколько месяцев назад ты написала, что у тебя получается «не совсем как мы мечтали, но что-то вроде». А сейчас выясняется, что все это время ты шла к настоящей мечте – у меня за спиной. Магазин придумал я, ты фантазировала о галереях, музеях, изощренных инсталляциях. Что, думаешь, я тебя не знаю?
Я прекрасно вижу, что ты пишешь и чего ты не пишешь. Ты меня стыдишься? Ну, стыдишься ведь, признай. Не пойдешь же ты в Национальную портретную галерею, рассказывая всем, что твой муж сидит. То есть ты, конечно, можешь. Но не будешь. Как я тебе сочувствую – тебе ведь так непросто. Раньше-то мы жировали вдвоем… А где мы оказались сейчас? Я знаю, где оказался я, я знаю, где оказалась ты, но где МЫ?
