– С воды пришло – на воду поди, с лесу пришло – на лес поди. Которы слова неговорёны, те будьте приговорёны, задние вперёд, передние назад. Слова мои в роте, замок в море, ключи на небе, ударный труд – дорога домой.
– Товарищ капитан! Разрешите обратиться! Что это вы бормочете? – стрелок Цветков прыгал по кочкам вслед за начальником, совершенно не понимая, зачем они отправились на эту странную прогулку. Калибанов позвал его за «рыжицками», а привёл на болото.
В деревне на каникулах с дедушкой-выживателем Вася каждый день ходил за грибами и прекрасно знал, что самые опасные места – это покрытые растительностью полыньи. Гермоген Иванович учил, что вадья, чаруса – явления обманчивые: с виду – зелёная цветущая поляна, а на деле – тонкий травяной ковёр над глубоким озером-колодцем. «Выходишь из хвойного леса на широкую поляну. Поют птички, по небу бегут облачка. Как хочется отдохнуть, растянуться среди цветов этой пёстрой лужайки. Внимание, грибник, впереди опасность! Ступить на такую луговину – значит расстаться с жизнью! Она не выдержит и зайца». После лекции-прогулки натуралисты внучок и дедушка возвращались в избу. В печке в чугунке был бульон, мамин бульон, на столе букет колокольчиков.
Калибанову не нравилось, что Вася так ловко прыгает по кочкам. Он вёл его в самую чищь – оттуда парень не должен выбраться. Пусть он ухнет с головой в вадью, там по дну хозяин ползает, ухватит за ногу и утянет.
– Иди на мяккой травке отдохни, я сейцас приду! – начальник направлял стрелка в явную ловушку: посреди кочек и пней раскинулась зелёная поляна с кувшинками. Вася не хотел туда идти, Калибанов стал его толкать, стрелок ухватился за берёзку, начальник достал пистолет. Тут за деревьями раздался визг и вопль, потом хриплый хохот, мелькнула женская фигура в платке и ватнике. Калибанов как ошпаренный бросился вдогонку.
Вася остался один. Вдали визжало, стонало, хрипело. Звуки удалялись и смолкли. Из-за деревьев вышла высокая женщина с совершенно белыми, заплетенными в косу волосами.
– Не бойтесь, это кричит гагара. Он побежал за Пташечкой.
– Какой ещё Пташечкой?
– Солнце садится, нужно возвращаться на зону. Вам туда! – женщина махнула рукой. Вася и сам знал примерное направление. Через два часа он вышел к родному забору с колючей проволокой.
Весь следующий день на Мшаве было волнение – рожала Ф-149. Ребёнок сложился пополам и лез спиной, Фэ громко стонала. Наконец, родилась девочка, врач Нина Петровна туго спеленала младенца. Вечером явился из леса ободранный Калибанов, никому ничего не объясняя, пошёл к себе в кабинет и там заснул.
Вася боялся, что начальник его застрелит, но Калибанов вёл себя спокойно, о чём-то размышлял, бродил по зоне, на Цветкова не обращал внимания. Калибанова вывел из задумчивости плач новорожденной. Он взял на руки ребёнка, сел на завалинку и запел, покачиваясь: «Цуроцка, ты цуроцка, цуроцка-доцуроцка».
Со дня на день ждали пятитысячный этап, но он не приходил. Бараки, баня, новая кухня, возведённые в кратчайшие сроки, пахли свежей сосной. Почему не ведут врагов? Калибанов боялся, что члены ВСРУЛа не принимают его всерьёз.
Наверно, догадываются, что ни черта он не понял в системе полковника Смолова и майора Перова. Не он внедрил её на Мшаве: на зону она пролезла слепой медянкой, а может, её надуло северо-восточным ветром. Система бесперебойно работала, но нацальник тут был ни при цём.
Калибанов получил шифрованную телеграмму из центра ВСРУЛа о необходимости повышения квалификации руководящих работников НКВД. Планировалось организовать переподготовку начальников лагерей по специальной программе, разработанной батырами ВСРУЛа. Калибанову предписывалось пройти учебный курс в образцово-показательном лагпункте полковника Смолова и майора Перова. Капитан находился в подавленном состоянии – он боялся, что провалит курс, и опять собирался стреляться.
Однажды вечером Калибанов вызвал к себе охранника Цветкова. Он решил назначить его своим заместителем и отправить как самого грамотного в служебную командировку в лагпункт полковника Смолова и майора Перова. Цветков должен был изучить систему на месте, понять её основные принципы и, вернувшись на Мшаву, осветить их Калибанову в устной форме и докладной записке.
Лагпункт батыров ВСРУЛа находился в глухой тайге, надо было преодолеть сто километров. «В лесу – болото, на болоте – остров, на острове – зона, на зоне – сад, в саду яблонь кудрявая, на вышке охранник красные яблоцки стережёт, доложи, цто прибыл совершенно секретно для переподготовки и повышения квалификации». Калибанов дал Цветкову надёжную карту местности, старого Сивку, отечески обнял, приказал «не слушать в лесе гигу и не укаться», для разгона нечистой силы читать устав и отправил в дальнюю дорогу.
Глава пятая
В лаборатории Института вакцин и сывороток кандидат Альберт Иванович Привозов пил чай с сухариком и готовился к докладу о пожирателях бактерий, которые успешно используются в период островоспалительных процессов при осложнении инфицированных ран. Альберт Иванович соискал учёную степень доктора медицинских наук. Наевшись, соискатель сел за машинку, но печатал с трудом – на руках были шерстяные варежки и работать приходилось только большим и указательным. В условиях блокады Альберт Иванович героически давал фронту противостолбнячную и противогангренозную сыворотку, за это ему выделили свежеотрезанную голову гипериммунизированной летоспирами лошади. Голова, завёрнутая в защитную «Ленинградскую правду», лежала между оконных рам, Привозов собирался её подарить дочке покойного профессора-голубевода вместе с кульком овса и брошюрой «Как ленинградцу обезопасить себя от заразных заболеваний».
Альберт Иванович не видел Аню с начала войны. И-Тин рассказал ему о бедственном положении Гермогеновны. Соискатель выписал Ане пропуск в здание института и ждал её с нетерпением: у него в кармане телогрейки лежали два билета в Музкомедию.
Аня запаздывала – дома на лестнице её стали хватать за шею невидимые руки, ледяное дыхание обожгло ухо, послышался шёпот: «Анна Гермогеновна, вы шлюха!» Это была суровая коммунистка Вера Сергеевна, ей не нравилось, что соседка надела элегантное платье, шубку, сапожки и, вместо того чтобы умирать от голода и холода, идёт к кандидату наук за едой и любовью. «Потаскуха! Это не по-ленински!» Аню прошиб холодный пот: «Не обзавидуйся!» Она села на ступеньку, стала дышать глубоко и спокойно, призрачные руки ослабили партийную хватку. Нариманович помог Ане подняться, назвал красавицей, проводил до моста.
Это был замечательный день: чай с сухарями, разговоры и объятия, «Продавец птиц», правда, на словах «Мой любимый старый дед волочился в двадцать лет», Ане почудилось, что холодные пальцы снова сжимают шею. Она вернулась домой, когда дети уже спали, верная Машенька сторожила их сон.
Аня затопила печь. Предусмотрительно надев варежки, достала из «Ленинградской правды» голову, стала варить её в большой кастрюле с летоспирами, луком и овсом. Варежки бросила в огонь.
Густой запах мяса разлился по дому. В бельэтаже заворочались в грязных постелях «недисциплинированные лентяи», в дворницкой Нариманович проснулся, принюхался и стал обнимать свою сонную Гулю, на лестнице забухало ломом. Голова варилась всю ночь, утром позвали на пир дворников. Нариманович аккуратно вытащил мозги, отрезал язык. Часть мяса Гуля забрала, оставив взамен масло, крупу и кондитерские изделия. Пошла кормить лентяев, правда, брать у них уже было нечего, роскошь закончилась. Абезгауз получил за лекцию о слепках чудный студень. Из миски хранителю подмигнул лошадиный глаз.
