Не могу даже представить себе выражение лица Докинса, когда я резко развернулась и бросилась прочь от него, стараясь раствориться в толпе. Мне хотелось убежать, спрятаться. Хотелось плакать, кричать или что-нибудь пнуть со всей силы. Жаль, что рано ушла от Докинса – садануть его по ноге было бы как раз то что нужно.
Бена нигде не было видно, и я уже решила, что обозналась. Я металась по залу, потом ходила кругами, обшаривая глазами каждый уголок – но он исчез бесследно. Подойдя к девушке у входа, я проверила списки: да, он был здесь, против фамилии стояла отметка, но девушка не обратила внимания, выходил ли он.
В какой-то момент я все же каким-то чудом заметила Бена: он поднимался по эскалатору на третий этаж. Поспешно отделавшись от какого-то знакомого Ларса, я почти вприпрыжку побежала к эскалаторам – и снова неудача.
Только поднявшись еще на один пролет, я увидела Бена. Он стоял на балконе этажом выше и рассматривал толпу. Бросившись к служебной лестнице, я снова помчалась наверх, задыхаясь и чувствуя себя следопытом, выследившим медведя. Но я понятия не имела, как этот медведь меня встретит, приветливо или злобно. Теперь, когда я была от него в двух шагах, у меня вылетело из головы все, что я хотела сказать.
Снизу доносился приглушенный гул голосов. Дрожа от нервного напряжения, я медленно кралась к балкону не напрямик, а в обход, по пустому этажу мимо тускло освещенных витрин.
Бен стоял ко мне спиной. Я притормозила, любуясь очертаниями широких плеч и вспоминая, как я держалась за них в Круглой башне, как прижималась к ним на аттракционе, как скользили по ним мои пальцы, пока Бен стягивал с меня платье, успевая покрывать поцелуями мои лицо и шею. Тупая боль в груди усилилась. Я смотрела на него одновременно с надеждой, тоской и желанием.
Я влюблена в него, точнее, люблю без памяти… Не могу назвать точно минуту, когда я влюбилась, но сейчас я понимала это совершенно ясно, и это осознание было почти непереносимым.
Мне даже показалось, что легче будет незаметно уйти – и пусть всё останется как есть. Тогда мне не придется с ним объясняться. Не придется услышать в ответ, что он испытывает ко мне совсем другие чувства.
Но я перевела дух и пошла вперед. Сердце в груди бухало так, что было удивительно, как Бен этого не слышит.
Мои каблуки зацокали по полу, и я заметила, что Бен напрягся при этом звуке. Видно было даже, как ходят мышцы под пиджаком. Но он продолжал стоять, не оборачиваясь.
Я снова запаниковала. Было почти так же страшно, как тогда в парке перед аттракционом.
– А з-знаешь, – выговорила я севшим от волнения голосом, – на эти балконы пошло четыре тысячи досок, и каждая обстругана вручную. На всех этажах древесина разная: палисандр на самом верхнем, потом грецкий орех, эвкалипт, береза, платан и сосна. – Бен поднял голову и водил взглядом по разным этажам, слушая мой рассказ. Что ж, по крайней мере, он слушает. – Чтобы поставить одну доску на место, уходило двадцать секунд.
Я сглотнула.
– Двадцать секунд.
Его плечи расслабились. Заметив это, я шагнула вперед, уговаривая себя не трусить. Сейчас я могла все потерять – или все обрести.
– Это достаточно долго для поцелуя.
Бен все еще не поворачивался. Я задохнулась, сжала кулак так, что пальцы впились в ладонь, и заставила себя подойти еще на несколько шагов. Последних шагов, чтобы встать рядом с ним. Теперь я видела его сбоку – он глядел в пустоту перед собой. Легкая полуулыбка на его лице дала мне надежду, капельку надежды.
Между нами повисло молчание, напряженное, тягостное. Я приросла к месту, а он не отодвинулся, но в этой его неподвижности угадывалось волнение.
– У тебя пять секунд, – пророкотал он наконец.
– На предупреждение о ядерном нападении даются четыре минуты. – Охваченная страхом и чувством вины, я пыталась выиграть время.
– Четыре секунды! – рявкнул он. И только сейчас до меня дошло, насколько сильно я его обидела. Не поверила ему, не дала возможности объясниться. Сразу сделала свои выводы и без колебаний представила себе его поступки и всю ситуацию в самом худшем свете.
– Спасибо за статью, про моего брата. Ты такой… внимательный. – А еще чуткий, великодушный и всё понимающий. Несмотря ни на что, для нас обоих наши семьи важны. И Бен написал этот материал ради меня и моей родни.
– Меня просто заинтересовала история. – Он небрежно дернул плечом, как бы сводя на нет все, что было им сделано.
– Благодаря этому Брендону предложили работу.
– Круто. – Бен наклонился вперед и положил на перила руки, согнутые в локтях.
У меня трусливо екнуло сердце, но я не поддалась искушению схватить его и оттащить от края. Я вдруг поняла, почему он решил, будто это я бросила его, после нашей ночи. Что же удивительного: Бен подумал, что мне от него нужно только одно: хвалебная рекламная статья. Как я могла не понять, что он никогда не написал бы той статьи, которая была напечатана в газете. Но я поторопилась, решив за него, да и за себя, что карьера стоит на первом месте. А ведь после Копенгагена я очень много узнала о самой себе, своих родных и том, что для меня по-настоящему важно.
– Я была не права, что отказывалась с тобой поговорить. Я должна была понять, что ты не способен на что-то подобное.
– Да уж, должна бы.
– Я должна была тебе верить.
– Да, должна.
Пауза после его слов затянулась так, что сердце у меня чуть не рассыпалось на мелкие кусочки. Я уже ничего не хотела, только куда-нибудь скрыться. И даже сделала шаг назад, готовая броситься бежать. Но как раз когда я решила, что все пропало, Бен выпрямился и с серьезным лицом повернулся ко мне.
– На этот раз ты допустила ошибку, Кейт Синклер. – Он посмотрел мне прямо в глаза, внимательно, настороженно, с болью и надеждой.
– Да. – Я сделала шаг к нему. – Я не дала тебе шанса все объяснить. Я так неправильно отреагировала… – Я смотрела на Бена, не отрывая глаз, и вспоминала наш разговор тогда, в Тиволи. – Подумала, что я в тебе ошиблась, что ты совсем другой. Поэтому я так ужасно и обозлилась. И поэтому так резко себя вела. Наверное, хотела наказать тебя за разрушенные иллюзии. – Я повторяла его же слова, и Бен их узнал.
Он вдруг шагнул, подойдя ко мне вплотную, и буквально вцепился пальцами мне в плечи.
– Кейт, ты слишком много говоришь. – Он привлек меня к себе и, нагнувшись, поцеловал так нежно, что у меня подкосились ноги.
– Только когда нервничаю, – пробормотала невнятно я, поскольку рот мне закрывали его губы.
– Еще бы ты не нервничала – видно, чувствовала, как я был дико зол на тебя. – Он коснулся губами моей щеки и заговорил, а у меня по коже побежали мурашки. – Я был предубежден против хюгге и всех этих скандинавских штучек. А потом в Дании… это было похоже на какое-то прозрение, мои взгляды полностью изменились, я написал свой текст и очень этому радовался. Я знать не знал, что статья появится в тот день, а тем более о том, что произойдет в редакции. Они просто потеряли оригинал и вышли из положения, быстренько накропав альтернативный вариант. Будь у меня возможность, я бы что-то сделал. Попытался бы это предотвратить или хоть предупредить тебя. Но я ничего не знал. Когда ты исчезла и не отвечала на мои сообщения, я… – У него прервался голос, да и у меня самой от волнения перехватило дыхание.
