Но это не страшно. Я еще успею побыть милой, белой и пушистой… как-нибудь потом. У меня куча времени. В семнадцать лет каждый день кажется годом. У тебя впереди миллион жизненных сроков, ты успеешь пожить, умереть и пожить еще раз до того, как тебе стукнет двадцать. В этом-то и заключается вся прелесть юности. У тебя впереди куча времени, чтобы все сделать правильно.
Но, как оказалось, времени у меня было немного.
Часть третья. Разрушить все и отстроить заново
21
Еще пару месяцев назад мне было весело. Я приходила в редакцию «D&ME», и все тамошние сотрудники встречали меня с распростертыми объятиями. «Доброе утро, Стервелла Де Виль!» – говорили они с нежностью и теплотой. Я сидела на их рабочих столах, курила сигареты и рассказывала о рок-звездах, с которыми трахалась.
Коллегам нравится слушать мои рассказы. Эпос о зажигательной ночи с Элом по прозвищу Большой член сражает всех наповал. Иногда я совращаю рок-звезд исключительно для того, чтобы примчаться в редакцию и рассказать, как все было. Я представляю себя этаким маленьким роботом-зондом, собирающим образцы сексуального поведения и доставляющим их сюда, в нашу лабораторию – для исследования и анализа. Это мой уникальный вклад в общее дело: если бы мы собирали команду в «Мастере подземелий», талантом Роба была бы «способность устраивать пьяный дебош седьмого уровня», талантом Кенни – «стервозность восьмого уровня», а я была бы «сказителем скабрезных историй десятого уровня».
Беря интервью у сочинителей песен, я стараюсь их напоить и расспрашиваю об их сексуальных фантазиях.
– Не для печати! Просто мне интересно! Хочется… лучше понять твои песни!
Лидер одной из известных рок-групп признается, что он чуть ли не с детства мечтает, чтобы ему отсосала монахиня с густо накрашенными губами.
– Чтобы помада размазалась по всему… по нему.
Сразу по окончании интервью я вызываю такси и еду в редакцию, чтобы рассказать о своем новом открытии.
– Монахиня, – Роб качает головой. – Католики все-таки извращенцы.
– В отличие от благочинных евреев, – говорит Тони Рич в редком приступе хорошего настроения. – Мы не впадаем в фантазии, что нам отсасывают раввины.
Как всегда, после пары историй Кенни кричит:
– Хватит, хватит! Парад уродцев закончен. Все садимся работать!
Я сажусь за свободный компьютер и набиваю очередную статью, применяя язвительные обороты и эпатажные фразы, которые только что испытала на своей тестовой аудитории. Теперь они пойдут в печать. Тщательно сконструированная стервозность.
Сегодня я успеваю набить шестьсот слов и вдруг вспоминаю, что у меня в сумке лежит кассета. Папина демка. Он сам положил ее ко мне в сумку сегодня утром, когда я выходила из дома.
– Давай добудь папе миллион фунтов. Всего один миллион. Больше не надо, – сказал он, выходя на крыльцо с пакетом молока в руке. – Просто поставь им кассету. Открой папе дверь, а я уж сумею придержать ее ногой.
Я посмотрела на папины ноги. Он был в новых маминых тапках, которые в виде пушистых пчелок.
– Договорились! – сказала я и помахала ему на прощание.
Я подхожу к столу Кенни и говорю:
– Кенни.
У него на мониторе наклеена надпись: «Отъебись СРАЗУ (ты вообще кто?)». Он молча указывает на наклейку, продолжая печатать. Но я настойчива и упряма. От меня так просто не отмахнешься.
– У меня есть демозапись неплохой новой группы. Давай я поставлю, а ты послушаешь?
Не отрываясь от экрана компьютера, он протягивает ко мне руку ладонью вверх:
– Пятьдесят фунтов.
– Что?
– Послушать новую группу. Стоит пятьдесят фунтов.
Он все-таки отрывается от экрана и смотрит на меня.
– Зайчик мой, я уже слишком стар для всей этой бодяги с «новыми группами», – говорит он и вздыхает. – Я до сих пор сокрушаюсь, что Дженезис Пи-Орридж ушел из «Throbbing Gristle». И до сих пор убежден, что они могли стать величайшей рок-группой на все времена. Обратись к нашим юным товарищам. К тем, кто еще не утратил надежды.
Я иду в конференц-зал, где Роб и Зи решают кроссворд в «NME».
– Пять по горизонтали это наверняка Игги Поп, – говорит Роб. Он курит, сидя на подоконнике.
– Я уже вписал «Статус-кво» в семнадцать по горизонтали, – говорит Зи с сомнением. – Тогда получится Игги Попа.
– В этом что-то есть, – задумчиво произносит Роб.
– Привет, ребята, – говорю я и иду прямиком к магнитоле. – У меня демка.
– Прибей ее Библией. Если назавтра не станет лучше, беги к врачу, – говорит Роб.
– Что там у тебя? – спрашивает Зи. Он теперь мелкий магнат, открыл свою собственную мини-студию звукозаписи – она называется так же, как и журнал, «Спасибо», – где печатает гибкие диски и продает вместе со своим фанзином. В редакции «D&ME» его студию именуют либо «СпаЗИбо», либо «Говнолейбл», в зависимости от того, как говорящий относится к Зи.
– Это загадка, – говорю я загадочно и вставляю кассету в магнитофон. – Новая группа. Из Мидлендса. Послушайте и оцените.
В динамиках раздается потрескивание и шипение, потом включается песня. Легко узнаваемая «Сядь со мной рядом» группы «James».
– Могут возникнуть проблемы с правами, – говорит Роб. – Я даже знаю, откуда сперто. «Сядь со мной рядом». «James».
– Он… они записались на старой кассете. – Я останавливаю кассету и включаю перемотку. – Идиот.
– Это какая-то очередная готичная жуть? – спрашивает Роб. Роб убежден, что я гот.
– Я не гот, – говорю я в который раз. – Просто мне нравится ходить в черном. Я так одеваюсь. Как «Beatles» в Гамбурге. Ты же не скажешь, что они готы.
– Ты сочиняешь стихи?
– Да.
– Ты хоть раз танцевала под «Храм любви» «Sisters of Mercy»?
– А кто под них не танцевал?
– Ты никогда не мечтала, чтобы твоим старшим братом был Роберт Смит из «Cure»?
– Это распространенное…
– Ты не выходишь из дома, не накрасив глаза?
– Я решила…
– Когда ты чертишь каракули на полях, у тебя получается грустный рисунок: плакучая ива с облетевшими листьями?
– Ты листал мой блокнот!
– Знаешь, что я заметил? – говорит Роб задумчиво. – Готами не становятся. Это что-то врожденное. Заложено в генах. Как цвет глаз или кожи. Кто-то рождается чернокожим, а кто-то – готом. Готов легко распознать, даже если их выстроить голыми в ряд, не дай бог. Потому что все готы-девчонки слегка полноваты. Я бы даже сказал, толстоваты. Не в обиду тебе будет сказано, Долли. Вот они и практикуют готичность. Одеваются в черное, потому что черный стройнит. И макияж, как боевая раскраска. Это все от беззащитности, я так думаю. Они раскрашивают себе лица, чтобы казаться страшнее и отпугивать… хищников. Теперь возьмем ваших готичных парней. Все как один низкорослые, хлипкие. Но они, типа, готы, а готам вроде как не зазорно носить каблучищи. Чтобы чуть прибавить росточка. Влюбленная парочка готов – это вообще что-то с чем-то. Идут по улице, как единица и нолик. Она вся круглая, он весь тощий. Да, это что-то врожденное.
