Я выжидаю еще две минуты и беру дело в свои руки.
– Что пьете, ребята? – говорю я, перелезая через барную стойку и вставая на место бармена. Раздухарившись от сидра и «MD 20/20».
– Мне виски с колой, Уайльд, – говорит Кенни. – Но ты… э… уверена, что так можно?
– Это называется «вулверхэмптонское самообслуживание», – говорю я, упиваясь собственной крутостью. – Однажды я двадцать минут заменяла бармена в пабе «Посада». В канун Рождества. Я тогда очень им помогла, но они повели себя неблагодарно. Меня попросту выставили из бара.
Все это чушь и неправда – до сегодняшнего дня я ни разу не бывала в пабе, – но, похоже, всем нравится моя легенда. Какой смысл быть семнадцатилетней девчонкой, если не выдумывать себе интересную жизнь? Я делаю то же, что делал Боб Дилан, – только я ношу платье и пью на халяву.
Роб Грант хихикает, как девчонка.
– Я буду пиво, Уайльд, – говорит он, и я удваиваю свою крутость, бросая на стойку пакетик с орешками.
– Кто-то будет закусывать? – говорю я, но тут приходит бармен и глядит на меня так сердито, что приходится лезть через стойку обратно. – Просто пыталась помочь коллеге! – объявляю я с преувеличенной бодростью и одним глотком осушаю бокал джина, который налила для себя. Парни из «D&ME» смотрят если не с восхищением, то с одобрением уж точно. Кажется, мне удалось их удивить. Это приятно.
– У нас тут бойкая штучка, – говорит Роб.
Мне нравится быть «бойкой штучкой». Это достойная замена / большой шаг вперед от «способной вписаться в компанию».
И все же, когда иссякают восторги от «внештатной барменши» и возобновляется разговор о «Фаусте», я снова чувствую себя лишней.
Джон Кайт еще не пришел – «Он записывает видеоклип, где-то в Восточном Лондоне. Он придет около девяти», – и я бреду прочь от компании «D&ME». Мне надо как-то убить два часа, пока не появится кто-то, с кем я смогу веселиться вместе.
Я уже понимаю, что в одиночестве на вечеринках не так уж и весело. Это совместное предприятие. Я наблюдаю, как люди беседуют, и танцуют, и целуются в уголке. Да, они там целуются. Я наблюдаю, как люди целуются, пока не становится очевидным, что я наблюдаю, как люди целуются, – и я быстренько ухожу. Нехорошо, когда люди видят, что ты наблюдаешь, как кто-то целуется.
Мои собственные так и неосуществленные поцелуи ощущаются на губах, словно порох – если ко мне приблизится кто-то даже с исчезающе слабым намеком на жар влечения, я взорвусь столбом пламени, – и первым взорвется рот. Во мне копится сексуальная ярость. Господи Боже, почему ты не даешь мне их трахнуть?! Всех в этой комнате. Всех и каждого. У меня ощущение, что все мое существование имеет смысл только в постели, когда я лежу на спине. Если бы вы меня видели в этот вечер, вы бы поняли, что я имею в виду.
Так что да. В течение следующих полутора часов я старательно делаю вид, что мне вовсе не одиноко на этом празднике жизни. Для чего применяю различные тактики. Я даже составила краткое руководство, «как получить удовольствие от вечеринки, когда у тебя нет компании»:
1. Буфет. Здесь просто сказочный выбор блюд, и ни одна девчонка не сможет сказать, что она одинока, стоя рядом с огромной тарелкой крошечных чиполаток в медово-горчичном соусе! Я съела шесть штук и только потом начала беспокоиться, как это выглядит со стороны. Одинокая, брошенная всеми девчонка утешает себя, поедая свиные колбаски. Исходя из всеобщего подросткового заблуждения, что а) все на тебя смотрят и б) всем есть до тебя дело, – я беру две бумажные тарелки и набираю самой разной еды. Как будто себе и подруге, которая с кем-то заговорилась на другом конце комнаты. Я отыгрываю этот сценарий, выкладываясь на сто процентов – размышляю, не взять ли кусочек киша, но потом «вспоминаю», что моя подруга – «Клэр» – не любит киш, зато, в отличие от меня, любит яйца по-шотландски, – потом обхожу комнату, «ищу» свою «подругу» «Клэр» и как бы случайно заруливаю в…
2…туалет, запираю дверь на задвижку и съедаю все, что есть на обеих тарелках. Все, кроме яиц по-шотландски. Одну тарелку запихиваю в переполненное мусорное ведро, а вторая, которая с яйцами, не помещается. Аккуратненько ставлю тарелку на пол. Когда я выхожу, у двери в туалет уже собралась небольшая очередь. Женщина, стоящая первой в очереди, заглядывает в туалет и видит тарелку с яйцами по-шотландски. «Они скоро вылупятся, – радостно сообщаю я ей. – Это яйца дракона! Удачи!»
3. Изображай деловитого журналиста. Настоящий журналист всегда на работе. У человеческого бытия выходных не бывает – материал собирается круглосуточно, семь дней в неделю. Я сижу в уголке со своим верным блокнотом и записываю все поразительные наблюдения, которые только приходят в голову. Когда спустя много лет я найду этот блокнот, там будет рисунок: кошка в шляпе-цилиндре. И номер моего сберегательного счета – я пыталась запомнить его наизусть, – и отчаянный вопль на отдельной странице: «Вот бы Крисси был здесь!»
4. Разговаривай с незнакомцами! «Вы не подскажете, где туалет?» – «Да, конечно – вон там». – «О, спасибо». Я рада, что произвожу впечатление человека, у которого можно спросить, где туалет. Человека, которому можно доверять. Когда с этим вопросом обращаются к Крисси – на вечеринках, – он направляет людей в платяной шкаф, а потом наблюдает и ржет. Господи, почему тут нет Крисси?!
5. Кури сигареты. Да, курить вредно, но с точки зрения социализации однозначно полезно. Я давно наблюдала, как курение действует в обществе, и пришла к заключению, что оно категорически необходимо. Курят все поголовно. Просто так принято. Наконец-то признав эту истину – вчера вечером, – я метнулась в центр и купила пачку «Силк Ката» в одном киоске, о котором все знают, что там продают сигареты даже дошкольникам. До недавнего времени они продавали по одной сигарете за 15 пенсов, и к ней прилагался мятный «холодок», чтобы юные курильщики школьного возраста могли освежить дыхание после большой перемены. Сидя на траве у собора Святого Петра, я упорно училась курить и сама поражалась своей решимости. Потому что курить – и двух мнений тут быть не может – невероятно противно. На вкус отвратительно. Как будто вылизываешь мусорное ведро. Даже не знаю, с чем можно сравнить. Немытые пепельницы, прожженный ковер в пабе, обоссанный снег, смерть. Папа в два часа ночи. Пока мое нежное горло и девственно-чистые легкие вбирают в себя дым, я сижу и жалею себя: ребенку нельзя заниматься такими вещами. В правильном мире у меня не возникло бы необходимости тратить деньги на сигареты. Я бы тратила их на конфеты и газировку.
Но здесь и сейчас, на вечеринке, я рада, что у меня в рюкзаке лежат сигареты – потому что мне есть чем заняться и чем отвлечься. Я подхожу к окну, достаю сигарету из пачки, прикуриваю и курю, задумчиво глядя на улицу. Я пытаюсь припомнить, как курит Элизабет Тэйлор, и держу на отлете руку с сигаретой. Судя по моему отражению в оконном стекле, это как-то совсем не похоже на «Кошку на раскаленной крыше», а похоже, как будто я изображаю больного лебедя в театре теней. Я опускаю руку и легонько покашливаю. Господи, какая гадость.
