Крисси знает, в каком я раздрае. Два дня назад он видел, как я рыдаю в гигиеническую прокладку, которую я прижимала к глазам в знак неизбывной печали. Он надо мной посмеялся, но посмеялся сочувственно.
– И все же я думаю, что Гамбурдюк, – говорит Крисси, но вяжет медленнее, как будто слушает.
Я пыталась подобрать имя легкое, тонкое, крепкое, как алюминиевый планер: я заберусь в это имя, дождусь восходящих воздушных потоков, воспарю ввысь и улечу в Лондон, к своему будущему.
Это имя должно хорошо смотреться в напечатанном виде – ему должна подходить черная типографская краска, – и звучать звонко и весело, когда его будут выкрикивать в баре. Мое имя должно быть похожим на радостный вопль.
Список составленных мной имен сам по себе подтверждает тезис, что девочкам подросткового возраста лучше не торопиться стать мамой. Возможно, девочка подросткового возраста вполне способна воспитать ребенка, но она категорически не способна выбрать ему нормальное имя.
– Может быть, Джина Оппа? – спрашиваю я.
Ответ явно не радует:
– Все будут звать тебя «Джин и жопа».
– Элеонор Лисья?
Выразительный взгляд.
– Котя Литий?
– Это вообще человеческие имена? Или в «Синем Питере» объявили конкурс на выбор имени для их новой кошки?
– Да, человеческие. Для меня. Может быть, Лорел Каньон? В шестидесятых в каньоне Лорел жили Кросби, Стиллз, Нэш и Янг. Валгалла для хиппи. Да, Лорел Каньон, по-моему, неплохо.
– Я ненавижу Кросби, Стиллза, Нэша и Янга. Те еще долбоебы.
Я удивленно моргаю. Крисси улыбается.
– Я шучу.
Но глаза у него ледяные.
– Мне самой больше всех нравятся Эстер Платт и Долли Уайльд. Платт – в честь Сильвии Платт, Эстер – в честь героини «Под стеклянным колпаком». А Долли Уайльд была племянницей Оскара Уайльда. Знаменитая алкоголичка, скандалистка и лесбиянка. Она умерла молодой.
Крисси смотрит на меня.
– И эти имена ты выбрала для новой счастливой жизни?
– Крисси, я серьезно… Какое тебе больше нравится?
– Почему нельзя просто Джоанна Морриган?
Я говорю:
– Потому что нельзя. Я не могу быть Джоанной Морриган. Не могу.
Крисси вздыхает.
– Плыл по морю чемодан, в чемодане был диван, на диване сидел слон, кто не верит – вышел вон.
Полтора часа спустя я захожу в большую аптеку на Квинс-сквер и краду черную подводку для глаз. Потихонечку прячу ее в карман куртки, ощущая могучую поступь судьбы. Чувствую себя счастливой впервые с тех пор, как я вышла из дома Вайолет.
С точки зрения морали кража этой подводки вполне оправдана, потому что она мне нужна. Жизненно необходима. Она мне нужна, чтобы нарисовать на себе лицо Долли Уайльд.
6
Я люблю Долли Уайльд. Это мой новый питомец. Прототип Тамагочи образца начала девяностых. Я – свой собственный воображаемый друг. Во многих смыслах это самое лучшее, самое здоровое хобби, подходящее для меня прямо сейчас: я сама. Я сброшу старую кожу и создам себя заново. В обновленной версии.
На стене над кроватью я развешиваю картинки и тексты, полезные для решения этой задачи, – перечень качеств и свойств, которые я хотела бы себе подарить для успешного обновления. Это будет, как в тех эпизодах из детективных телесериалов, когда сыщики пришпиливают к стене листочки с перечислением всех улик и задумчиво смотрят на них, пока музыка нарастает, создавая напряжение, а потом – бац! – они знают, кто убийца, хватают пальто и бегут прочь из комнаты.
Я соберу все улики, которые мне подскажут, как сделаться лучше и интереснее. Буду смотреть на них, слушая «Лучшие песни The Hollies», а потом – бац! – внезапно пойму, кто я такая, схвачу пальто и убегу прочь из комнаты, чтобы заняться сексом.
Я вырезаю фотографии из «Radio Times», из книг и журналов, которые покупаю на распродажах. Женщины: Барбра Стрейзанд в «Хеллоу, Долли!», Энн с фермы «Зеленые крыши» и Миранда Ричардсон в роли Елизаветы Первой в «Блэкаддере» – триумвират рыжих бестий. Потом брюнетки: Дороти Паркер в мехах; Кейт Буш в ночнушке; Элизабет Тейлор во всем своем великолепии. С блондинками у меня не сложилось, мне они как-то несимпатичны – никто, кроме Багза Банни, когда он переодевается в женщину и пытается соблазнить этого дурака Фадда. Вот такой женщиной я могла бы стать запросто: мультяшный кролик мужского пола, переодетый девчонкой, чтобы учинить секс с лысым заикой. Это мне подойдет.
Я собираю мужчин у себя на стене: моя воображаемая когорта братьев-любовников. Дилан Томас, курящий сигарету. Молодой Орсон Уэллс, разыгравший мир «Войной миров» – и умри все живое. Джордж Оруэлл – такой благородный! Такой умный! Умерший таким молодым! Тони Бенн, проводящий почтовую реформу. Рик Мейолл в роли лорда Флэшхарта в «Блэкаддере», открывает дверь ногой и кричит «ГАВ!». Совсем юный Ленин – я точно не знаю, что он натворил, но я знаю, что на этом снимке он просто прекрасен – сплошные карие глаза, модный шарф и растрепанные волосы. Такой невероятный красавец просто не может быть гадким по определению.
И слова: вся остальная стена сплошь в словах. Страница из «В дороге», где говорится о людях, которые никогда не скучают и горят, словно римские свечи. Речь Скарлетт О’Хара: «Видит Бог, я никогда больше не буду голодать», – на которую я смотрю, задумчиво поглощая сандвичи с сыром. Стихи. Тексты песен. От «Бунтаря, бунтаря» до «Королевы-сучки». Когда Боуи кричит: «О боже, я бы справился лучше!», я слышу голос еще одного молодого парня, застрявшего не пойми где. Глядя в окно, он размышляет, что мог бы построить другой, лучший мир, если бы его допустили до механизма, управляющего мирозданием. Если бы он мог ворваться в машинное отделение с ящиком инструментов и засесть там на сутки.
Некоторые цитаты я пишу прямо на обоях, чтобы их не потерять. Чтобы их не унесло ветром. Я составляю коллаж себя – здесь, на стене.
Собирая кусочки для внутреннего обустройства своей головы, я меняю себя и внешне. На распродажах и барахолках я больше не покупаю привычные для себя вещи: вещи, которые мои родители назвали бы «клевыми». Как большинство хиппи, они любят яркие цвета. Лохматый свитер, связанный вручную из пряжи всех цветов радуги, будет принят на «ура». «Клевая шмотка, сынок».
Но теперь я не буду такое носить. Никаких больше ярких цветов.
Теперь я хожу только в черном. Черный – для дела. Как и пристало разбойнику с большой дороги. Ботинки, колготы, шорты, рубашка: все черное. Черный официантский фрак, который слегка жмет в груди, но это не страшно. Я девица Турпин, маленькая разбойница. Я собираюсь ограбить большой дилижанс, следующий в Лондон, и отжать новую жизнь разом у всех пассажиров.
Волосы я тоже покрасила в черный цвет. Краской, украденной в той же аптеке, где я стырила подводку для глаз, – похоже, вся тамошняя охрана состоит исключительно из бумажки с надписью «Не надейся что-то у нас украсть» на двери. Но кто-то прекрасный кое-что зачеркнул черным фломастером, кое-что дописал, и получилось: «Надейся: будь красивой». Теперь это будет мой новый девиз.
