— Приятно? О да, Уильям! Когда же придет это время!
Сейчас она подумала о себе, о своем освобождении, хотя мальчик и не подозревал этого. Она заговорила, прикрыв лицо руками, так что Уильяму пришлось напрячь слух, чтобы расслышать еле слышный шепот:
— И там не будет ни смерти, ни горя, ни слез, ни боли, ибо прошлое останется позади.
— Мадам Вин, как вы думаете: там будет мама? — спросил он, спустя некоторое время. — Я имею в виду… ту маму.
— Да. Уже скоро.
— Но как мне узнать ее? Я, видите ли, почти забыл, как она выглядит.
Она склонилась над ним и разрыдалась, прижавшись лбом к его изможденной руке.
— Ты узнаешь ее, Уильям. Не бойся: она не забыла тебя.
— Но откуда нам знать, что она будет там? — не согласился Уильям, немного подумав. — Вы знаете, — он понизил голос и нерешительно продолжал, — она была не совсем хорошей. Она нехорошо поступила по отношению к папе и к нам. Иногда я думаю: а вдруг она не стала хорошей и не попросила Господа простить ее?
— Ах, Уильям, — всхлипнула несчастная, — вся ее жизнь, с того самого времени, как она покинула тебя, была сплошным покаянием и поиском прощения! Ее раскаяние, ее горе было невыносимым, и…
— Что? — спросил Уильям, поскольку она замолчала.
— Ее сердце разбилось от тоски по своим детям и мужу.
— Почему вы так думаете?
— Дитя, я знаю это.
Уильям задумался. И вдруг… он вскочил бы на ноги, если бы у него оставались силы.
— Мадам Вин! Вы можете знать об этом только от самой мамы! Вы видели ее? Вы встречались с ней за границей?
Леди Изабель в этот момент, должно быть, витала в облаках. Иначе она не ответила бы, не подумав о последствиях:
— Да, я встречалась с ней за границей.
— Почему же вы никогда не рассказывали нам об этом? — спросил мальчик. — Что она говорила? Как выглядела?
— Она сказала, — голос ее прервался рыданиями, — что разлучена со своими детьми, но она встретит их в раю, чтобы уже никогда не расставаться с ними. Уильям, милый! Там исчезнет вся боль, вся грусть, никто не вспомнит о провинностях, совершенных в этом мире, и Господь вытрет наши слезы.
— Какое у нее было лицо? — тихо спросил он.
— Похожее на твое и особенно — Люси.
— Она красивая?
— Да, — ответила она после небольшой паузы.
— О Господи! Как мне плохо! Помогите! — воскликнул Уильям.
Голова его свесилась набок, а лицо, и без того влажное, покрылось каплями пота величиной с горошину. В последнее время с ним часто случались непродолжительные обмороки. Леди Изабель поспешно позвонила, и появилась Уилсон. Обычно это делала Джойс, но в этот день миссис Карлайл с малышом уехала в Гроув и взяла Джойс с собой, не подозревая, в каком критическом состоянии находится Уильям. Описываемые события происходили на следующий день после суда в Линборо. Г-на судью Хэйра привезли в Гроув после второго удара, и Барбара отправилась к родителям, чтобы повидать отца, утешить мать и поздравить Ричарда с возвращением домой. В тот день не менее пятидесяти экипажей побывало в Гроуве, не считая тех посетителей, которые пришли пешком.
— Все хотят оказать тебе внимание, Ричард, — сказала миссис Хэйр, сквозь слезы счастья улыбаясь вновь обретенному сыну.
Люси и Арчи в этот день обедали у мисс Карлайл, а Сара занялась малышом Артуром. Таким образом, свободной осталась только Уилсон, которая и появилась в комнате после звонка мадам Вин.
— Что, снова упал в обморок? — бесцеремонно спросила она.
— Да. Помогите мне поднять его.
Но Уильям не потерял сознание, нет: вместо того, чтобы, обессилев, упасть, он задрожал, словно в лихорадке, и конвульсивно вцепился в мадам Вин и Уилсон.
— Не дайте мне упасть! Не дайте мне упасть! — задыхаясь, произнес он.
— Мой дорогой, ты не можешь упасть, — ответила мадам Вин. — Ты же находишься на кровати.
Однако он не отпустил их, по-прежнему дрожа, словно от страха, и продолжая кричать: «Не дайте мне упасть!»
Этот крик буквально раздирал душу.
Наконец, приступ закончился. Ему вытерли пот со лба. Уилсон смотрела на ребенка, поджав губы, с каким-то странным выражением на лице. Она поднесла к его рту ложку с укрепляющим желе; он послушно проглотил его, однако отрицательно затряс головой, когда она хотела дать ему еще одну. Уильям лег лицом вниз и через несколько минут задремал.
— Что бы это могло быть? — воскликнула леди Изабель.
— Я-то знаю, — загадочно ответила Уилсон. — Мне и раньше приходилось видеть подобные припадки, мадам.
— Чем же он вызван?
— Я видела его не у ребенка, — продолжала Уилсон, — а у взрослого человека. Но это не имеет значения: это всегда означает одно и то же. Я думаю, теперь он умрет.
— Кто? — испуганно воскликнула леди Изабель.
Уилсон ничего не ответила, лишь показала на ребенка, лежавшего в постели.
— Ах, Уилсон! Он не настолько плох! М-р Уэйнрайт сказал сегодня, что он протянет еще неделю или две.
Уилсон преспокойно уселась в самое мягкое кресло. Она не собиралась церемониться с гувернанткой; к тому же, последняя слишком боялась ее в известном смысле слова, чтобы указать служанке ее место.
— Что до Уэйнрайта, — сказала Уилсон. — Так он — никто, пустое место. Даже если ребенок будет испускать дух прямо перед ним и он будет знать, что через мгновение наступит смерть, и тогда он будет клясться, что тот проживет еще часов двенадцать. Вы же не знаете Уэйнрайта так, как я, мадам. Он был нашим врачом, когда я жила еще у матери, и он практиковал всюду, где я служила. Пять лет я была старшей няней у сквайра Пиннера, следующие четыре года — горничной миссис Хэйр. Здесь я появилась, когда мисс Люси была младенцем. И всюду он, как тень, следовал за мной по пятам. Помнится, миледи Изабель была высокого мнения о нем, в отличие от меня.
«Миледи Изабель» ничего не ответила. Она лишь села и продолжала смотреть на Уильяма, дыхание которого сделалось затрудненным сверх обычного.
— Сегодня эта идиотка Сара говорит мне: «С кем из его дедушек они похоронят его: со старым м-ром Карлайлом или же с лордом Маунт-Северном?» «Не будь дурой, — отвечаю я ей. — Не станут же они хоронить его где-то в уголке, возле могилы милорда. Конечно же, он будет покоиться в склепе Карлайлов». Разумеется, все было бы иначе, если бы миледи умерла дома, чинно и достойно, супругой м-ра Карлайла. Тогда бы, несомненно, ее похоронили рядом с отцом, а мальчика — возле матери. Но в действительности все было иначе.
Мадам Вин ничего не ответила, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием мальчика.
— Интересно, как себя чувствует этот красавчик? — вдруг заговорила Уилсон презрительно-ироничным тоном.
