— И что же? — спокойно ответил м-р Карлайл.
— А они пошлют за мной и упекут в тюрьму. Вы же знаете, что существует ордер на мой собственный арест.
— Нет, ты явно пороха не изобретешь, Ричард! Я не претендую на то, чтобы предсказывать действия Болла. Однако же, если ему при этом придется обращаться к судьям за ордером на арест Ливайсона — зачем ему упоминать тебя и заявлять: «Джентльмены, мы можем сцапать Ричарда Хэйра!» Страх лишает тебя здравого смысла, Ричард.
— Ну да: если бы Вы столько лет жили с петлей на шее, гадая, не затянут ли ее через час, и Вам бы время от времени изменял здравый смысл, — вздохнул Ричард. — Итак, каким будет мой первый шаг?
— Первым делом, Ричард, ты отправишься в известное тебе потайное место и затаишься в нем до понедельника. В понедельник, на рассвете, снова будь здесь. Тем временем я увижусь с Боллом. И, между прочим, я должен услышать от тебя, что Торн и Ливайсон — один и тот же человек, прежде чем стану говорить с Боллом.
— Я иду в «Черный Ворон» тотчас же, — взволнованно воскликнул Ричард. — Я вернусь сюда, как только мне удастся увидеть его.
Сказав это, он повернулся, готовый сорваться с места, но Барбара остановила брата.
— Ты же так устал, Ричард!
— Устал! — эхом откликнулся он. — Меня и сотня миль пешком не утомила бы, если бы в конце пути меня ждала возможность опознать Торна. Меня не будет два или три часа, но я вернусь, и тогда — ждите меня здесь.
— Тебя, должно быть, мучают голод и жажда! — ответила Барбара со слезами на глазах. — Как бы мне хотелось приютить тебя у нас! Но я могу и сюда вынести что-нибудь из еды.
— Не нужно, Барбара. Я вышел из поезда, не доезжая одной остановки до Вест-Линна, и хорошенько поужинал в придорожной таверне. Пойду, милая: я весь дрожу от нетерпения.
Ричарду в этот день сопутствовала удача: едва он добрался до гостиницы и занял наблюдательный пост возле нее, как из дверей вышли два джентльмена. Поскольку «Черный Ворон» был штаб-квартирой одного из кандидатов, все городские бездельники облюбовали ее в качестве своего места сбора, и посему на дороге и тротуаре было полно слоняющихся зевак и сплетников. Ричард Хэйр, надвинув шляпу на глаза и завесив лицо черными кудрями, незаметно смешался с этой малопочтенной публикой.
Итак, двое джентльменов, держа друг друга под руку, приближались к группе зевак, недружным хором вскрикнувшей: «Даешь Ливайсона!» Ричард не присоединил свой голос к этому еле слышному кличу, но сердце так и затрепетало у него в груди. Одним из джентльменов был Торн, другим — тот, кого, как он думал, в Лондоне назвали сэром Фрэнсисом Ливайсоном.
— Кто же из этих двух — Ливайсон? — спросил он своего соседа.
— Ты что, не знаешь? Тот, который снял шляпу и поклоном поблагодарил нас за приветствие, и есть Ливайсон.
Ричард не нуждался в дальнейших расспросах. Это был тот, кого он запомнил как Торна. Его рука, державшая шляпу, была такой же белой, а перстень в свете газового фонаря сверкал, как никогда ранее. По одной этой руке с перстнем Ричард в случае необходимости мог бы опознать Торна.
— А кто второй?
— Какой-то джентльмен, приехавший с ним из Лондона, по имени Дрейк. А ты, морячок, желтый или красно-фиолетовый?
— Ни тот, ни другой. Я нездешний, проездом в ваших местах.
— Бродяжничаешь?
— Бродяжничаю?! Нет.
С этими словами Ричард удалился, чтобы как можно быстрее добраться до Ист-Линна и рассказать обо всем м-ру Карлайлу.
Так случилось, что в эту ветреную ночь леди Изабель, мысли которой смешались, а лицо буквально пылало, отправив детей спать, прокралась в парк, радостно встречая грудью буйные порывы ветра, даже радуясь им, словно они могли хотя бы на мгновение остудить огонь, пылавший у нее в душе. Она отправилась в ту самую крытую аллею и, бесцельно походив по ней некоторое время, вдруг обнаружила, что к ней приближается какой-то мужчина в одежде моряка. Не желая быть замеченной, она спряталась за деревьями, чтобы снова выйти, когда это место минует явившийся непонятно откуда незнакомец.
Однако, он не удалился, а принялся расхаживать по аллее, сделав ее невольной пленницей, не смевшей покинуть свое убежище. Еще через минуту к нему присоединилась миссис Карлайл, и они заключили друг друга в объятья.
Обниматься с незнакомцем! Кровь бросилась в голову леди Изабель. Так что же: и вторая жена была ему неверна? Неверна еще более бесстыдным образом, чем когда-то она сама — ведь у нее хватило благородства покинуть Ист-Линн и мужа до того, как она, выражаясь языком служанок, «сменила ухажера». Леди Изабель почему-то вообразила, будто дело обстоит именно подобным образом: мысли ее смешались, и в душе воцарился полнейший хаос. Торжествовала ли она в глубине души? Впрочем, ей-то что за дело? Это не могло ни на йоту изменить ее собственное положение и вернуть утраченную любовь м-ра Карлайла. Нежно прильнув друг к другу, двое «возлюбленных» принялись расхаживать по аллее, причем моряк держал миссис Карлайл за талию.
— Ах, бессовестная! — подумала леди Изабель; она могла быть весьма строгой к бесстыдствам других людей.
Но каково же было ее изумление, когда она увидела, что приближается м-р Карлайл, а бессовестный моряк и не думает убирать руку с талии миссис Карлайл. Они поговорили между собой две или три минуты, после чего простились с моряком, и м-р Карлайл, нежно обхватив талию супруги, как это только что делал другой мужчина, увел Барбару домой. В этот самый момент леди Изабель осенило: это был не кто иной, как брат Барбары.
— Может быть, я сошла с ума? — воскликнула бедняжка, глухо рассмеявшись. — Чтобы она ему изменила! Нет и нет: мне одной была уготовлена эта участь.
Она пошла к дому следом за ними и, подойдя к окну, заглянула в гостиную. В комнате горел свет и пылал огонь в камине, но шторы не были задернуты, а окна не закрыты на ночь, так как именно через них м-р Карлайл с женой уходил в парк и возвращался обратно в этот вечер. Они наслаждались своим счастьем вдвоем, и леди Изабель задержалась, чтобы взглянуть на них. Лорд Маунт-Северн уехал в Лондон, дабы снова вернуться в начале недели. На столе стоял чайник, но Барбара еще не заварила чай. Она сидела на диване возле камина, устремив на мужа полные любви глаза. Он стоял возле нее и что-то говорил ей с серьезным видом, но еще мгновение — и его губы тронула улыбка, та самая чудесная улыбка, которую он когда-то дарил ей. Да: они вдвоем наслаждались безоблачным счастьем, а она — она отправилась в свою одинокую гостиную, и в этот момент кошки скребли у нее на душе.
Болл и Тредмэн — так гласила медная табличка на их двери — были юристами по делам о передаче имущества, а также адвокатами. М-р Тредмэн, в основном занимавшийся имущественными вопросами, жил вместе с семьей в том же доме, где находилась контора. М-р Болл, холостяк, жил отдельно. В Вест-Линне его прозвали Боллом-юристом. На вид ему можно было дать лет сорок пять. Это был плотный человечек невысокого роста, с проницательным взглядом зеленых глаз. Он брался за любые дела, вплоть до юридических отбросов, которых м-р Карлайл и ногой не коснулся бы, однако, как справедливо заметил последний, иногда он мог быть честным и надежным, во всяком случае — по отношению к Ричарду Хэйру. К его-то дому и направился м-р Карлайл рано утром в понедельник, чтобы застать коллегу до того, как он отправится на работу. Болл-юрист весьма почитал м-ра Карлайла, как и его отца в прежние годы: Карлайлы оказали ему множество услуг, отправляя к нему тех клиентов, за дела которых им не позволяла взяться собственная щепетильность. Впрочем, будучи коллегами по профессии, они в то же время имели разный общественный статус, что, впрочем, не огорчало Болла: Карлайл был истинным джентльменом, что признавалась всеми, а он — лишь сельским адвокатом. Болл-юрист завтракал, когда вошел м-р Карлайл.
